Она была права, предвидя начальственный гнев. Ее просьба была воспринята как минимум с недоумением.

— Что, вы сказали, хотите сделать?

— Я хочу снова открыть дело Экснер. Суперинтендант долго смотрел на нее безо всякого выражения, но когда заговорил, в его речи явственно чувствовался ланкаширский акцент.

— Но я не понимаю, Беверли. Вы убедили нас, что дело решено. Билрот убил ее и покончил с собой. Он по всем статьям подходил на роль убийцы, у него в квартире нашли вещи, принадлежавшие Экснер. Все было сделано очень аккуратно.

— Да, сэр…

— И теперь вы хотите снова открыть дело.

— Да, сэр, но…

Блум поднял руку, останавливая ее. Кабинет у него был небольшой, уютный и, как теперь убедилась Уортон, с хорошей звукоизоляцией. Вздохнув, суперинтендант улыбнулся и наклонился в ее сторону, упершись локтями в крышку стола.

— Что за игру ты, на хрен, затеяла, Беверли? — спросил он притворно-жалобным тоном.

— Я по-прежнему убеждена, что Билрот участвовал в деле, — поспешила ответить она, — но теперь я… получила кое-какую дополнительную информацию.

Все еще улыбаясь, Блум прикрыл глаза.

— И какую же?

— Понимаете, Билрот действительно убил ее, изнасиловал и убил, это неоспоримо. Но я думаю, что у него были сообщники.

— И почему вы так думаете?

Приходилось раскрывать больше, чем ей хотелось бы, но выбора у Уортон не было.

— Повторная аутопсия показала…

Блум вздохнул, предчувствуя, что ничего хорошего впереди не будет.

— …показала, что, возможно, имели место содомия и даже некрофилия. То есть серьезное сексуальное извращение.

— А Билрот что, не мог быть извращенцем? — спросил он.

— Мне кажется, с нашей стороны целесообразно было бы убедиться, что ни у кого из тех, кто замешан в этой истории, нет подобных отклонений от нормы.