– Мой дорогой еврей,– презрительно промолвил Харрингтон,– возьми хотя бы Израиль.

– Что?! – Сол резко повернулся и уставился на Френсиса, как будто видел его впервые.– Что вы имеете в виду?

– Твоя любимая страна прославилась своим жестоким обращением с врагами,– продолжил Харрингтон.– Ее ветхозаветный девиз «око за око, зуб за зуб», ее политика выражается в непреложном отмщении, она гордится мощью своей армии и военно-воздушных сил.

– Израиль вынужден защищаться,– спокойно сказал Сол. От ощущения ирреальности этой полемики голова у него шла кругом. За их спинами последние лучи солнца освещали купол Капитолия.

Харрингтон снова рассмеялся:

– Ах да, моя верная пешка! Насилие во имя самозащиты всегда выглядит симпатичнее. Так было и с вермахтом. У Израиля есть враги, не так ли? Но они были и у Третьего рейха. И не последними из этих врагов являлись те самые бездельники, которые прикидывались беспомощными жертвами, когда они стремились уничтожить рейх. Теперь же они именуют себя героями, осуществляя насилие над палестинцами.

На эту эскападу Сол отвечать не стал. Антисемитизм Харрингтона был всего лишь подначкой.

– Что вы хотите? – тихо спросил он. Харрингтон поднял брови.

– Просто побеседовать со старым знакомым,– произнес он вдруг по-английски.

– Как вы меня нашли? Френсис пожал плечами.

– Скорее, это ты меня нашел,– ответил он странным хриплым голосом.– Представь себе мое удивление, когда в Чарлстон вдруг прибыла моя дорогая пешка, мой вечный еврей,– и в такой дали от Челмно.

«Как вы меня узнали?» – чуть было не спросил Ласки, но удержался. Те несколько часов, когда они вдвоем пребывали в теле Сола сорок лет назад, создали между ними такую омерзительную близость, которую невозможно было передать словами. Сол не сомневался, что сразу узнает оберста, несмотря на разрушительное влияние времени. Вместо этого он спросил:

– Вы следили за мной от самого Чарлстона? Харрингтон улыбнулся:

– Ты доставил бы мне огромное удовольствие, если бы позволил послушать одну из твоих лекций в Колумбии. Возможно, мы бы поспорили об этических принципах Третьего рейха.

– Возможно,– кивнул Сол.– Мы могли бы обсудить относительную здравость бешеного пса. Однако пока при этом заболевании существует только один выход – пристрелить собаку.

– Что ж,– холодно усмехнулся Харрингтон.– Еще один способ окончательного решения. Вы, евреи, никогда не отличались утонченностью.

Сол вздрогнул. За спокойным голосом марионетки скрывался человек, непосредственно отдававший приказы, по которым были расстреляны сотни, а может, и тысячи людей. Он понял, что оберст мог разыскивать его и следовать за ним из Чарлстона только с одной целью – убить. Вильгельм фон Борхерт, он же Уильям Борден, сделал все возможное, чтобы убедить мир в том, что он мертв. Зачем ему было открываться единственному человеку в мире, знавшему его в лицо, если только это не было завершающим этапом игры кошки с мышкой? Сол еще глубже засунул руку в карман и сжал в кулаке пригоршню двадцатипятицентовых монет – единственное оружие, которое он носил со времен польского гетто.