– Больше не пытайтесь поиметь меня, Джон. Слышите? – прошипела Уортон.

Айзенменгер все еще не оправился от шока, но все-таки заставил себя обернуться к ней и изобразить на лице некое подобие улыбки.

– Но почему, Беверли? Ведь это был бы чертовски классный секс.

Она расхохоталась во весь голос, словно в жизни не слышала лучшего комплимента. Когда ее смех начал стихать, Айзенменгер спросил:

– Так мы можем рассчитывать на вашу помощь?

Поцелуй Беверли почти полностью вытеснил физическую боль, которую она только что ему причинила, и Айзенменгер с долей сожаления вспомнил о том времени, когда она вскружила ему голову и он едва не оказался в ее постели.

– Посмотрим, – проговорила она, закрывая за ним Дверь, и ее слова моментально вернули доктора к реальности. Дверь за ним глухо захлопнулась, и он не увидел, какая широкая улыбка появилась на лице Уортон.

Все трое, готовясь к назначенной встрече, испытывали не столько напряжение, сколько чувство неопределенности, которое заставляло их заранее продумывать каждый возможный шаг, каждую реплику предстоявшего разговора. И сейчас, сидя за столиком, каждый ощущал себя как будто между молотом и наковальней. Они изучающе посматривали друг на друга, не решаясь начать разговор. Еще накануне они условились, как в старые добрые времена, встретиться в каком-нибудь баре. Айзенменгер даже решил, что самым правильным будет выбрать для этой цели заведение, находящееся где-нибудь на полпути между полицейским участком, где работала Беверли, и офисом Елены.

Царившая в баре полутьма предоставляла ощущение некоторой приватности, что давало всем троим возможность более-менее открыто выказывать неприязнь, которую они испытывали друг к другу. В этом отношении лучшее место, чем полуосвещенный бар, трудно было найти.

Беседа не клеилась с самого начала.

– Мне очень приятно вновь встретиться со старыми друзьями, – первой нарушила затянувшееся молчание Уортон. Ее тело облегало безупречное, без единой складки, белоснежное платье. Айзенменгер не мог не заметить, что в нем Беверли выглядит потрясающе, но сейчас он был не в состоянии оценить это.

Елена остановила свой выбор на коротком темно-синем платье. Оно – и это не укрылось от глаз Айзенменгера – как нельзя лучше подчеркивало красоту ее фигуры и в то же время выглядело строго и респектабельно. В баре Елена появилась последней и, подойдя к столику, за которым уже сидели Айзенменгер и Уортон, смерила Беверли полным презрения взглядом. Темно-красный свет, царивший в помещении, придавал ее волосам медный оттенок. Придя в бар несколько раньше оговоренного времени, Айзенменгер заранее заказал бутылку белого вина, полагая, что лучше не оставлять Елену и Беверли наедине друг с другом без присмотра.