– Вы можете объяснить толком?
Охранник был явно не в себе.
– Случилось так, что… Итак, Фостер нес первую вахту у ворот, а я на время прилег. Я проснулся, только когда из аэропорта пришла машина с оставшимся багажом, и тут он мне это и рассказал, как бы между прочим…
– Что он вам рассказал?
– Что мистер Фонтанелли вскоре после того, как я проводил его в апартаменты, снова спустился вниз и вышел. Сказал ему, что хочет прогуляться, якобы он договорился с кем-то из университета о встрече в ресторане поблизости…
– Давайте, я отгадаю. Он все еще не вернулся.
– Да, к сожалению, сэр. А я готов спорить, что он сразу рухнул в кровать как мертвый, такой у него был усталый вид…
Маккейн хрюкнул:
– Фостер хотя бы подумал, по каким причинам строят охраняемые жилые комплексы?
– Это я ему уже сказал. Он и так напуган, видимо, боится за свою работу и вообще…
– Правильно боится, – сказал Маккейн и добавил: – Но пока держите это при себе.
– Да, сэр. – О'Хэнлон сглотнул. – Этого бы не случилось, будь здесь Марко. Этого бы ни за что не случилось.
– Да, я тоже так думаю, – сказал Маккейн. Он взял свой ежедневник со стопки документов, которая как обычно лежала рядом с ним на второй, никогда не используемой половине двуспальной кровати, и раскрыл его. На весь день не было назначено ни одной встречи. Он взял шариковую ручку. – Успокойтесь, Крис, и слушайте. Сделаете сейчас следующее…
* * *
Вначале он ничего не понял, чувствуя лишь эту ужасную пульсирующую боль в голове. Он оглушенно ощупал свой затылок, нашел шишку, которая причиняла боль и на ощупь была покрыта запекшейся кровью. До него дошло, что все это не к добру. И потом это странное давление на запястьях и бряканье, когда он шевелится… Наконец ему удалось открыть глаза и посмотреть, что там мешает на его запястьях: кандалы.
– Ну, класс! – пробормотал он. Похищение. Его украли.
Он еле поднялся в сидячее положение. Ужас осознания оттеснил боль на второй план, хоть его голова и грозила расколоться пополам при каждом шевелении. Рядом была стена, на которую он мог опереться, это он и сделал, кряхтя, как от огромного усилия, и огляделся.
Темница. Неоштукатуренные стены, окно замуровано до узкой щели наверху, которая ярко светилась дневным светом. А здесь, внутри, царил сумрак, стояла гнилая вонь – от пота и человеческих экскрементов: тюрьма, ясно, три шага в ширину и четыре в длину, если бы он мог двигаться. Но он не мог: его наручники были соединены с цепью, надетой на вертикальную чугунную трубу. Он сидел на матраце, а в углу стояло ведро с крышкой, на крышке рулон туалетной бумаги… Джон с омерзением отвернулся и решил, что лучше доведет себя до запора.