Фербер весомо кивнул:
– Капитал фонда составляет шестьдесят миллиардов швейцарских франков. Таким образом,
– Есть одна поговорка.
Джон смотрел на своего собеседника, и внутри у него распространялось тяжелое, жалкое чувство. Страх. Как будто, произнеся эти слова, он ступил на территорию могущественного врага.
Не странно ли это было? Ему принадлежал один из крупнейших банков мира. Он обладал самым крупным личным состоянием всех времен. Ведь он сам и был этот могущественный враг!
Но он себя так не чувствовал. По-настоящему он не принадлежал к этому миру. Для директоров его банка он был чужой, самозванец, захватчик трона. Даже после трех лет он так и не стал своим.
– Финансовую систему воспринимают так, будто она что-то вроде водопровода. Нечто примитивное и скучное. И в принципе незначительное. Нечто, подчиняющееся незыблемым законам, так что не стоит тратить на него раздумья, – сказал Джон словно о себе самом. Так было большую часть его жизни. Деньги были – он их тратил, не было – сидел без денег. Даже счет в сберкассе был за пределами его ясных представлений. Финансовым разделом газет он разве что мусорное ведро выстилал. – А это одна из самых больших ошибок. Закономерности вовсе не незыблемы, и уж никак не малозначны.
Он указал на серый компьютерный монитор на письменном столе Генерального секретаря:
– Денежная система – это что-то вроде операционной системы нашей цивилизации. Ее правила определяют, как будет действовать все остальное. Кто эти правила устанавливает, тот и правит миром.
Глава ООН поднял брови.
– Только что я готов был держать пари, что ваше предложение состоит в учреждении мирового правительства, которому будут подчиняться все вооруженные силы. Тогда бы я вам сказал, что это невозможно.
Джон кивнул:
– Без сомнений.
– Но вы, кажется, клоните к тому, чтобы создать единый контроль над финансовой системой мира.
– Правильно.
– Такие попытки уже не раз предпринимались, мистер Фонтанелли, – серьезно сказал генеральный секретарь. – Никто не спорит, такое учреждение могло бы оказаться весьма полезным. Но до сих пор все инициативы такого рода терпели крах, потому что государства не хотят лишаться суверенитета.