– Вы правы, – сказал я. – Мир действительно в руках сатаны.
Толлар совсем потерял голову.
– Да, да, да! Я так и знал. Вы поняли, кто я, не правда ли, вы поняли?
Я смотрел на него, задумавшись на какой-то момент, что за история таится за этим трагическим существованием, что довело его до того, что он упёрся в эту болезненную точку зрения.
Вместе с тем я нашёл себе извращённое утешение в том, что не один пребываю в своём ужасе. Мир был в руках сатаны. Я бы никогда не дошёл до того, чтобы применить такую символику, но в принципе она выражала именно то, что я чувствовал всю мою жизнь.
И всё же надо было как-то отвязаться от него.
Я благоговейно закрыл альбом и протянул его владельцу.
– Я понял, кто вы, Толлар Лильеквист. Но лучше не обсуждать это, и будет лучше, чтобы нас не видели вместе. У стен тоже есть уши, соглядатаи врага таятся повсюду. Каждый из нас должен вести свою борьбу как может, своими средствами.
Он посмотрел на меня, вытаращив глаза, прижал альбом к груди и кивнул, просияв.
– Вы правы, – прошептал он. – Вы абсолютно правы. Об этом я никогда не думал, но теперь… да, да… именно. – Он поднял палец. – Каждый своими средствами. Да, вот именно.
И с последним заговорщицким взглядом он встал, пошёл к двери и исчез так же, как появился.
Я закрыл глаза и навзничь упал на кровать. На мгновение воцарилась полная тишина, даже на улице.
Я всегда без труда умел обращаться с людьми, у которых был какой-то заскок, это умение было особенно ценно в тюрьме, где людей с заскоками пруд пруди. В принципе, это легко. Чем одержимее человек, тем предсказуемей он функционирует. Надо только понять, на какой тон, на какие слова, на какие сигналы и в какую сторону он двинется, и потом можно им управлять. Если в нужный момент нажать на нужную кнопку, с ним вообще больше не будет никаких проблем.
Но как раз сейчас я чувствовал бы себя куда менее потерянным, если бы рядом было хоть одно существо, настоящий собеседник, с которым можно было бы поговорить, – а не робот, управляемый простыми манипуляциями.
От тепла, окутавшего меня, которого мне так недоставало целый день, я отяжелел, и меня сморило. Я больше не открывал глаза, а предался блаженной полудреме, в которой потерял всякое чувство времени. Зимняя тьма за окном, тусклый свет старой лампочки под потолком, смутный гул уличного движения и неравномерное