Все эти годы я пытался вытравить из памяти воспоминания, но они всё ещё были при мне, и я узнал то, что увидел. Правда, всё теперь казалось меньше. И двор, который тогда был просто хорошо утоптанной землёй, теперь заасфальтировали. Широкая лестница к входной двери во внутреннем углу Г-образного главного корпуса теперь была с перилами. Вообще, здание казалось свежепокрашенным, на крыше я заметил спутниковую антенну.

Я устал и был измучен, но вместе с тем настолько полон ярости, что адреналин, казалось, переполняет меня. Другими словами, я был невменяем.

Это было хорошим состоянием для того, что я задумал.

Я достал из-под сиденья пистолет, сунул его в карман куртки и только после этого вышел из машины. Припарковался на улице перед въездом, ограниченным двумя кирпичными столбами. В моё время это были покосившиеся деревянные балки.

Но, несмотря на всю косметику, всё осталось прежним. Главный корпус затенял двор своей нависающей крышей, словно большая, голодная пасть, и окна поглядывали всё так же тупо и подслеповато. По правую руку от здания располагался директорский дом, маленький, обветшавший, и сад в сторону улицы был такой же заброшенный, как и раньше. Окно в спальню, под которым я подслушивал свидания Руне Кольстрёма с одной из дам-общественниц, пока не научился убедительно подражать сопутствующим звукам. Я посмотрел на основной корпус, поискал окно, у которого стояла моя кровать. Третье окно справа. Мальчишки спали на первом этаже, а девочки под крышей. Сидя под открытым окном директорского дома, я видел других мальчишек и ждал, когда они подадут мне знак, что Кольстрём со своей любовницей выходят из дома во двор…

Что стало с ними со всеми?

Я прошёл на несколько шагов вперед и осмотрелся. Было тихо. В понедельник в девять часов утра, вообще-то, должны уже начаться уроки, но окна были тёмными. В следующий момент я сообразил, что времена, когда школьники разных возрастов занимались в одной классной комнате, пожалуй, давно прошли. Теперь, наверно, по утрам приезжает автобус и увозит школьников в ближайший городок.

Тем лучше.

Прежняя надпись у звонка – «Руне Кольстрём, детский дом Кроксберга» – выцвела за все эти годы. Я позвонил.

Никакого движения. После второй попытки тоже.

Я подумал о каком-нибудь ломике, которого у меня не было, и оценил состояние двери. Сегодня я не стал бы аккуратно вскрывать замки. Здесь и сейчас самым подходящим средством была грубая сила. Без сомнения, для этой двери хватило бы одного крепкого пинка, но это наделало бы много лишнего шума.

Может быть, в хлеву за домом найдётся подходящий инструмент? Я отступил от двери и двинулся вокруг дома. Вот старый гараж, по-прежнему запертый на цепь и висячий замок, с которым справился бы и десятилетний мальчишка с огрызком проволоки. Но хлева, где раньше у нас жили козы, пони, куры и кролики, больше не было. На этом месте стоял навес с велосипедами и было что-то вроде игровой площадки, насколько можно было определить под слоем снега.