– Вы не знаете, куда он пошел?

– Он сказал, по-моему, что ему надо на кладбище в Колльвилле.

– На кладбище? В такой час?

– Я поняла, что у него там какое-то дело.

– Но как он отправился туда?

– У него же был грузовик для перевозки аппаратуры, верно? До Марселя бензина не хватит, но до Колльвилля всего пятнадцать километров.

Эмма поблагодарила женщину и побежала в отель к Гранье.

– Какой идиот! – воскликнул писатель. – Кладбище в Колльвилле! Осматривать достопримечательности в таких обстоятельствах!

Эмма выбрала бы для характеристики Пьера другое слово.

– Знаете, я сама собиралась туда съездить, с дочерью – она должна была приехать завтра. Мы хотели провести здесь три дня. Место замечательное, мне жаль, что приходится уезжать.

– Да, берег прекрасный. Особенно дальше на север, в Котантен, Гури, Барфлер… Там места более дикие. Здесь все же многовато американских флагов.

Гранье вдруг понял свою оплошность. Или сделал вид, что только что ее заметил.

– Какой я хам! Забыл, что вы американка.

– Всего наполовину.

– Я могу заслужить прощение?

Эмма улыбнулась ему. Она его не упрекала. У него был просто явно выраженный антиамериканский рефлекс, как у многих французов, особенно из интеллектуальной среды. Всем им непросто признать, что их соотечественники сходят с ума по «Звездным войнам» Лукаса и что «Титаник» собрал во Франции самую большую кассу за всю историю кино.

Эмма даже не могла упрекнуть его за то, что он сказал о Пьере: она не представляла себе, что ее любовник в таких обстоятельствах «прожигает» бесценное топливо, чтобы навестить могилы американских солдат.

– Что же делать? – спросил писатель, кладя руку на запястье Эммы. – Поедем без него?

Она натянуто улыбнулась:

– Я вам уже объяснила. Мне нужны его знания.