Расстояниям в горах верить нельзя. Я был убежден, что уже через полчаса буду ужинать монастырским рисом со специями, но не тут-то было. На конец дороги у меня ушло еще часа два. Однако фонарик освещал тропинку и мое добродушное настроение (чего только не лечит горный воздух?) только крепло: я проникался осознанием собственной стойкости и предусмотрительности.
Ворота. Рюкзак с плеч. Легкий стук. Достойный стук утомившегося путника.
Никакой реакции. Я постучал сильнее. Требовательный стук путника, нуждающегося в укрытии.
Через какое-то время с той стороны что-то спросили по-японски.
Я ответил по-английски, что мне нужен Окам. «Я принес ему письма», – зачем-то добавил я.
Ворота раскрылись. Передо мной стоял человек комплекции борца сумо. Одет он был в длинную кожаную куртку.
– Выключи свой ебаный фонарь, – сказал сумаист на вполне понятном английском вместо «здравствуйте».
Фонарь, действительно, бил ему в лицо. Лицо было большим не то опухшим, не от оплывшим жиром. Волосы его были заплетены сзади в толстую косичку. Я выключил фонарь и даже положил его на землю на всякий случай.
– Кто ты?
– Я Иосиф. Из России. Пришел учиться у Окама. Можно войти?
Он очень подозрительно посмотрел на меня, взял письма из моих рук, вернул мне рекламный буклетик, монастыря как-то влезший между писем, и сказал:
– Нет. Ты уже все знаешь. Тебе нечему учиться!
Эта фраза настолько противоречила всему, что я слышал и знал про многолетнее обучение, что я растерялся.
– А ты, Окам, да?
– Да. И если ты знаешь, что я – Окам, тебе тем более нечему учиться. Люди, которые знают, кто я – просветленные. Уходи!
И он засмеялся. Я слышал, что в дзенской практике некоторая грубость и парадоксальность выводов довольно распространена. Но идти обратно или ночевать под монастырским забором – не хотелось.
– Это великолепно, – сказал я. – Тогда я сам буду тебя учить. Но не раньше чем ты впустишь меня, накормишь и дашь переночевать.
– Чему ты сможешь меня научить?
Он не двигался с места, стоя в воротах как огромная глыба.
– Тому, чего ты еще не знаешь.