– Послушай, Эндрю. Может быть, в провинции все иначе – здесь все иначе, – но в Лондоне дела делаются по-другому. Майкл все признает, он даже не пытается изобразить печаль по случаю смерти отца. У него нет алиби на минувший вечер, и он вполне откровенно говорит о том, что у них была размолвка в пабе.

– Да, размолвка, – вскочил Сорвин, – закончившаяся тем, что он вышвырнул старика. Размолвка, во время которой он в присутствии свидетелей угрожал убить своего отца.

Беверли кивнула, однако настороженное выражение так и не сошло с ее лица.

– Тогда в чем же дело?

– Ты сам только что сказал об этом, Эндрю. Он признает все, кроме убийства.

Сорвин не понял.

– Это всего лишь вопрос времени.

– Нет, – возразила Беверли. – Не думаю. Если бы ему было в чем признаваться, он бы уже признался.

Сорвин пожал плечами.

– Не понимаю. У нас хватает улик, чтобы выдвинуть против него обвинение. Не думаю, что у прокуратуры будут какие-то проблемы. Особенно если нам что-нибудь предоставит судмедэкспертиза.

– Мм, – с сомнением промычала Беверли, и Сорвин воспринял это как знак того, что его доводы ее не убедили.

– Беверли, это он, – с пророческим пафосом произнес он. – Неужели тебе не знакомо это чувство? Смотришь на подозреваемого и знаешь, что это он. Опыт, инстинкт, шестое чувство – называй как хочешь, но это так же достоверно, как отпечатки пальцев на оружии.

Беверли устремила на него взгляд, но Сорвин не мог проникнуть в ее мысли, меж тем она вспоминала, как однажды тоже ощутила эту богоданную власть и то, к чему это привело.

Беверли думала о Джереми Итон-Лэмберте.

– А если судмедэкспертиза не даст результатов? – медленно произнесла она.

Сорвин пожал плечами.

– Я думаю, у нас достаточно улик для возбуждения дела.

– Перед смертью он много пил, – заметила Беверли.

– Ну и что?

– И известно по меньшей мере два случая, когда он перебирал.