С наибольшим вниманием за происходящим наблюдал Сорвин, который почти не отводил глаз от скорбных останков. Беверли делила свое внимание между Айзен-менгером и секционным столом, явно испытывая интерес и к тому и к другому. Стивен суетился вокруг доктора Аддисон, но ему, как и остальным, было скучно.
Наконец доктор Аддисон отложила инструменты и повернулась к Сорвину, не обращая внимания на Айзенменгера.
– На сегодня все, – заявила она, снимая перчатки.
Айзенменгер поднял голову, понимая, что для нее он является персоной нон грата.
– И что вы можете нам сказать? – осведомился Сорвин.
Доктор Аддисон вышла на авансцену, чтобы начать свое представление. Айзенменгер наблюдал за ней, ощущая себя театральным критиком и чувствуя, что вызывает у нее такую же неприязнь, какую испытывают все актеры по отношению к представителям данной профессии.
– Ребенку было не более трех месяцев, а может, и вообще один.
– Мальчик или девочка?
Этот неожиданный вопрос сбил Аддисон с толку; так сбивает актера неожиданно раздающийся в зале звонок мобильного телефона.
– В таком возрасте разница в костной структуре очень незначительна.
Айзенменгер, как и все остальные, различил дрожь в ее голосе, но в отличие от других он знал, что таковы факты. Сорвин же решил, что его водят за нос.
– Для того чтобы точно определить, как долго тело пробыло в земле, нам потребуется консультация опытного антрополога, – еще больше нервничая, продолжила Аддисон.
Однако эти подробности не интересовали ее слушателей.
– И все же? Несколько недель? Несколько месяцев? Несколько лет?
– Конечно лет. По меньшей мере год.
– Может быть, восемь лет? Такое возможно?
Беверли сразу подумала о ребенке Фионы Блум.
– Нет. – Однако, похоже, мало кто разделял ее уверенность, и доктор Аддисон поспешно добавила: – Однако ничего определенного я сказать не могу.
– Но хоть