Она безжизненно лежала в мокрой грязи.

С мгновение никто не шевелился. В ушах у всех еще звучал звук выстрела. Первым опомнился Хьюго, который издал жуткий вой и кинулся к сестре. Это вывело Сорвина из ступора, и он тоже метнулся к Нелл. Айзенменгер не тронулся с места – он знал, что Нелл умерла еще до того, как упала на землю.

И более того, глядя на то, что осталось от ее лица, он понимал, что это было для нее благословением.

Фетр с исказившимся от ужаса лицом не шевелилась.

И в этот момент из подлеска с шумом появились Беверли и Холт.

Они сидели за столом на кухне: Айзенменгер и Елена с одной стороны, Тристан и Тереза с другой, а между ними друг напротив друга – Сорвин и Беверли. Фетр сидела в стороне и вела записи. За исключением Тристана и Терезы, все были насквозь мокрыми, но они не могли позволить себе такую роскошь, как душ и сухая одежда. Айзенменгер пытался отправить Елену в больницу, и врачи были в ярости, когда она отказалась поехать с ними, но она настояла на том, чтобы дать показания. Лицо ее было белым как мел, голова кружилась, и Айзенменгер не сомневался в том, что у нее сотрясение мозга. Поэтому по окончании разговора с Сорвином он твердо намеревался отвезти ее в больницу. Тереза выглядела совершено раздавленной новостями, ждавшими их по возвращении с вечеринки. Хьюго был арестован и имел вид человека, утратившего волю к жизни.

– Думаю, все это началось очень давно, – глядя на Беверли, промолвил Айзенменгер.

Сорвин, казалось, находился на пределе сил, Беверли выглядела не лучше, хотя и по другой причине.

– Восемь-девять лет тому назад? – предположил Сорвин.

По лицу Айзенменгера пробежала мимолетная улыбка.

– А может, и сто лет назад – трудно сказать наверняка.

– Здорово.

– Но пока давайте вернемся на двадцать лет назад, когда Флеминги и Хикманы были близки, а их дети дружили. Елена, Джереми, Нелл и Хьюго. Елена уже рассказывала о зимних и летних каникулах, которые они здесь проводили, праздниках и пикниках – для нее это было самое счастливое время. Я бы сказал, идиллическое.

– Это имеет отношение к делу?

Айзенменгер пропустил его вопрос мимо ушей.

– К сожалению, все хорошее когда-нибудь заканчивается. Джереми поступил в университет, дети выросли, и четверка распалась. Равновесие нарушилось, и все изменилось.

– В каком смысле? – не понял Сорвин.

– Инцест, – тихо и чуть ли не смущенно ответил Айзенменгер.