Не совладав с собой, я все же встретился с ним взглядом. На мгновение на его лице появилось какое-то проказливое выражение: он подмигнул мне и указал пальцем на землю у себя под ногами.

Я ощутил прилив воодушевления. Он сделал мне знак, пускай даже непонятный. В любом случае он мне подмигнул – а значение этого жеста совершенно понятно. Но что он хотел сказать, указав пальцем на землю? Чего он от меня хотел? Что вообще происходило? Подставил он меня все-таки или нет? И если нет, то почему я оказался в этом положении? И как тогда Мелфорд собирался справиться с Доу? Что-то непохоже, чтобы это был блеф, уловка, чтобы сбить меня с толку. Но что же тогда это такое?

– Ну и как тебе эта дырка от задницы? – спросил меня Доу, указывая на отстойник.

– По сравнению с дырками от других задниц или с какой-нибудь апельсиновой рощей?

– Думаешь, ты такой крутой, да?

Я с трудом подавил смех. Значит, Доу купился на мою невозмутимость. Что ж, хотя бы одно очко в свою пользу я заработал.

– Я просто стараюсь по возможности разрядить напряженную обстановку, – ответил я.

Мелфорд слегка вскинул голову. Озорной взгляд, хулиганские жесты – все исчезло как не бывало. Он был похож на птицу, которая сидит на своей ветке, наблюдает за людской суетой, и в глазах ее отражается смесь любопытства и безразличия. При солнечном свете вид у него был уже не такой демонический, хотя что-то адское в нем по-прежнему оставалось: он был похож на озлобленного мертвеца из фильма ужасов.

– Всегда мечтал посмотреть, как человек тонет в луже дерьма, – заявил Доу. – С самого детства мечтал.

– Ага. А еще ты мечтал посмотреть, как человека едят свиньи. К сожалению, нельзя в этой жизни получить все сразу, – съязвил я.

– Похоже, что по крайней мере одно мое желание точно сбудется. Ну ладно, пока мы не начали с тобой торговаться, я все-таки хочу, чтобы ты туда залез. Зайди-ка, пожалуй, по задницу. Будешь у нас по задницу в дерьме. – И он рассмеялся собственной шутке.

Я оглянулся и посмотрел на отстойник. Мне очень не хотелось, чтобы меня изрешетили пулями, но я просто не мог заставить себя зайти в эту мерзость. Ни за что. К тому же сделать это было бы все равно что похоронить себя заживо: ведь из этой вонючей жижи уже нельзя было сбежать. И в то же время сбежать сейчас я не мог: стоило мне рвануть с места, и я не прожил бы и пары секунд. Мысль о том, чтобы попытаться сбежать и умереть в борьбе, тут же испарилась, как капля воды с горячей сковороды, – я сделаю все, о чем ни попросят, и, если прикажут, я буду заходить все глубже и глубже, продолжая каждую секунду надеяться на что-то, на какое-то чудо, – возможно, на появление машины окружной полиции или вертолета, или на какой-нибудь неожиданный взрыв, или еще на что-то.