– Не представляю себе, чем все это может кончиться.
– Это похоже на сон при свете дня, когда бодрствуешь. Или на бодрствование во сне. Закрывай не закрывай глаза – все равно видишь. Одному человеку слишком много выпало знать и на этом, и на том свете.
У Эйприл перехватило дыхание. Она привыкла задавать вопросы. И не привыкла бояться ответов. А это похоже на интервью у страха, который каждый человек тащит за собой с рожденья, пытается не замечать его, но тащит до конца своих дней.
Она не привыкла спрашивать и тут же раскаиваться в том, что спросила.
– Как это – знать?
– Знание – тяжелая ноша.
Эйприл решила, что не станет больше ничего слушать, иначе ночью глаз не сомкнет. Она сменила тему и была совершенно уверена, что Чарли угадал причину.
– Ты знаешь про Джима и про меня? Знаешь, что Сеймур – его сын?
Старик лишь коротко кивнул. Его лицо по цвету напоминало камень древнего каньона, и черты были будто высечены в этом камне.
Они помолчали. Потом Чарли вдруг заговорил без всегдашней скупости на слова:
– Он стал другим. Он ищет дорогу. С трудом, но ищет. Он уже не тот человек, что уехал отсюда много лет назад.
Слова Чарли пролили бальзам на раны Эйприл. Слезы облегчения покатились по щекам; она и не думала их прятать. Но усилием воли заставила себя возразить, как диктовал ей циничный по природе здравый смысл:
– Люди не меняются, Чарли.
Индеец повернулся и посмотрел на нее.
– Ты права. Люди не меняются. Но иногда они находят себя.
Чарли умолк, и не знающий его мог подумать, что он подыскивает слова. Но Эйприл поняла: он просто размышляет, как бы не напугать ее, открыв ей больше, чем нужно.
– Ты сильная женщина. Сын – не кара, а твой выбор. Ты его сделала, зная, что твоя любовь была сильнее всего. И потому ты не потеряла себя, хотя иной раз так думала…
У Эйприл недостало смелости спросить, откуда он так точно все про нее знает. Но по-своему он ей это уже объяснил.