«О чем ты говоришь?»
«Подумай об этом. „Сильная личная мотивация“ – разве не это мы должны ему подбросить? Я бы сказал, сейчас мы самих себя превзошли».
«Подумай об этом. „Сильная личная мотивация“ – разве не это мы должны ему подбросить? Я бы сказал, сейчас мы самих себя превзошли».
Напряженное дыхание Рейнера в трубке.
Громкий голос Роберта: «Нам придется сказать Дюмону».
«Нам придется сказать Дюмону».
«Нет», – отрезал Митчелл. – «Он будет в ужасе оттого, что мы даже просто подумали о том, чтобы сделать что-то подобное. Учитывая то, как все получилось, нам вообще ничего не надо говорить Дюмону».
«Нет»,
«Он будет в ужасе оттого, что мы даже просто подумали о том, чтобы сделать что-то подобное. Учитывая то, как все получилось, нам вообще ничего не надо говорить Дюмону».
«То, как все получилось, – подумал Тим. – То, как все получилось».
«Никто ни слова не скажет Дюмону. Он нас за яйца подвесит. И ни слова Аненберг». – Снова на коне, Рейнер. – «Это не то, что мы планировали, но Митчелл прав. Это трагедия, но мы можем повернуть ее так, чтобы она служила нашим целям. Выметайтесь оттуда, мы перегруппируемся и выработаем новую стратегию».
«Никто ни слова не скажет Дюмону. Он нас за яйца подвесит. И ни слова Аненберг».
«Это не то, что мы планировали, но Митчелл прав. Это трагедия, но мы можем повернуть ее так, чтобы она служила нашим целям. Выметайтесь оттуда, мы перегруппируемся и выработаем новую стратегию».
«Пошли», – сказал Митчелл.
«Пошли»,
Пленка продолжала крутиться; колонки мерно шипели.
Тим поднял глаза на Дрей, и они уставились друг на друга. Казалось, мир остановился. Были только ее волосы, приклеившиеся к влажному лбу, жар ее лица, боль – нет, агония – в ее глазах, которая отражала происходившее в его душе. Она разжала пересохшие губы, но ей понадобилась минута, чтобы заговорить.
– Ты спрашивал Дюмона, что они могли получить, убив Джинни. Ответ прост: тебя.
Дверь открылась. Дрей быстро нажала «стоп» и захлопнула папку. Мак вошел и застыл на месте.
Тим ему кивнул.