— Эти раскопки могут быть очень важны, — сказал Фелльнер. — Я думаю, настало время для поединка. У тебя есть мое разрешение, Кристиан, поступать в этой ситуации по собственной воле.

Моника уставилась на своего отца:

— Я уже не руковожу?

Фелльнер улыбнулся:

— Ты должна выполнить последнюю волю старика. Кристиан и я работали над этим многие годы. Я чувствую, что мы близки к разгадке. Я прошу твоего разрешения, liebling, вторгнуться на твою территорию.

Моника выдавила из себя слабую улыбку, явно без удовольствия. Но, подумал Кнолль, что она могла сказать? Она никогда открыто не выступала против отца, хотя за глаза часто давала выход своему гневу. Фелльнер был воспитан в духе старой школы, когда мужчины управляли, а женщины рожали. Он руководил финансовой империей, которая доминировала на рынке коммуникаций Европы. Политики и промышленники искали его расположения. Но его жена и сын умерли, и Моника была единственной оставшейся из Фелльнеров. К счастью, она была крепкой. И умной.

— Конечно, отец. Делай как пожелаешь.

Фелльнер протянул руку и накрыл ею руку дочери:

— Я знаю, что ты не понимаешь меня. Но я люблю тебя за твое почтительное отношение.

Кнолль не смог удержаться:

— Это что-то новое.

Моника бросила на него злобный взгляд. Фелльнер хихикнул:

— Совершенно верно, Кристиан. Ты хорошо знаешь ее. Вы вдвоем будете отличной командой.

Моника села обратно в кресло.

— Кристиан, — приказал Фелльнер, — возвращайся назад в Штодт и выясни, что происходит. Поступай с Сюзанной как хочешь. Перед тем как умереть, я хочу узнать о Янтарной комнате правду. Если у тебя есть какие-либо сомнения, помни о той шахте и десяти миллионах евро.

Кнолль поднялся:

— Уверяю вас, что не забуду ни того ни другого.

ГЛАВА XLII

ГЛАВА XLII

Штодт, Германия