– Хорошо. Я так и думала, что это будете вы, принимая во внимание татуировку и все остальное.
– Ты знаешь Шанталь? – спросила Моника.
– Думаю, да, но называю ее по-другому.
– А как ты ее зовешь? – спросил я.
– Мама.
– О, дорогая! – сказала Моника, шагнув к ней. – Посмотри на себя. Посмотри, какая ты хорошенькая. Ты знаешь, кто я?
– Нет.
– Мне казалось, твою мать зовут Лена, – заметил я.
– Да. Или звали. Или еще как-нибудь, я не знаю. Это ведь Лос-Анджелес, да?
– А что насчет отца? Кто твой отец, Брайс?
– Он живет в Техасе. Его фамилия Скотт.
– Скотт, хм? Ты часто с ним видишься?
– На каникулах и так, от случая к случаю.
В это время позади Брайс появилась ее мать. В этой женщине не осталось и следа от компетентной, уверенной в себе секретарши киномагната. На ней были джинсы и белая блуза свободного покроя. Светлые волосы убраны в пучок, руки нервно сомкнуты.
Моника сделала шаг ей навстречу.
– Вы Шанталь?
Женщина кивнула.
– О Господи, Господи, Господи! Привет. Я твоя сестра. Моника. Как ты? О Боже мой! Не могу поверить, что я наконец-то тебя нашла.
Моника расплакалась и бросилась с объятиями к обретенной сестре. Измученная неутихающей болью от потери родного человека, одержимая идеей найти Шанталь с раннего возраста, она не заметила, как посторонилась Брайс, не заметила, как Сесил, фыркая, вернулся к шезлонгу у бассейна, как на лице Лены проступило выражение тревоги и страха. Она ничего не заметила, потому что на мгновение пустота в ее жизни наполнилась чем-то богатым и ярким, чем-то любящим и теплым, чем-то похожим на счастье.