Подробности тех дней ускользнули из памяти Лены, воспоминания были нечеткими и отрывистыми. Она сохранила смутный образ матери. Отец, насколько она помнит, был крупным мужчиной, огромным. А она любила танцевать. Особенно любила концерты, сольные концерты. И свои красные туфельки. Она помнит, как была взволнована и вместе с тем испугана, когда пришла на телевизионное шоу. У нее сохранились некоторые воспоминания о радостных минутах детства, но отчетливее всего ей запомнился страх.

– Страх? – спросила Моника.

– Я никогда не могла от него избавиться, – ответила Лена.

Он всегда был с ней, огромный, сильный, тянущийся к ней, бьющий, хватающий, причиняющий боль. Трогающий ее. Трогающий там, где не должен был прикасаться. Заставляющий делать кошмарные вещи. Она не понимала, была слишком мала, чтобы понять, но даже тогда знала, что все это слишком ужасно, чтобы рассказать кому-нибудь, что он делал с ней сам и заставлял делать ее.

– Кто это был? – спросил я. – Это был Тедди? Тедди Правитц?

– Кто это?

– Теодор.

– Почему вы о нем так думаете и почему называете Тедди Правитцем?

– Тогда его так звали.

– Я этого не помню. Но нет, конечно, нет. Он никогда не прикасался ко мне. Он слушал. Теодор был единственным, кто меня слушал. Он был хороший, угощал конфетами, делал подарки и слушал. Я всем рассказывала, но никто мне не верил, никто. Я рассказывала маме, нашему священнику. Никто.

– А что же Ронни? – сказала Моника.

– Нет. Он тоже думал, что я все сочиняю. А Теодор мне верил. Он спас меня. Увез меня с собой.

– Кто знал, что Теодор взял вас с собой? – спросил я. – Кому Теодор рассказал?

– Никому. Ни маме, ни папе, ни своим друзьям. Никто не знал. Это была тайна. Теодор сказал, что если бы кто-нибудь узнал, то меня сразу вернули бы домой, и ничего бы не случилось, и я снова оказалась бы в его власти на всю оставшуюся жизнь. А если даже и поверили, то забрали бы из дома, его посадили в тюрьму, и семья была бы разлучена. Я не хотела, чтобы он попал в тюрьму, я только хотела, чтобы все прекратилось.

– Тебя обижал отец? – спросила Моника.

– Разве ты не знаешь, Моника? Разве ты не знаешь?

– Нет, не знаю, – ответила она.

– И слава Богу. Значит, это прекратилось еще до твоего рождения. Или это было только со мной, как я всегда предполагала. Больше всего меня пугало, что такое же может случиться с кем-нибудь еще. Но Теодор сказал, что единственный способ остановить это и защитить меня, защитить всех, не дать разлучить семью, – это сбежать. Что все прекратится, если он увезет меня, увезет в безопасное место.