— А надо, — Шведов по-отечески потрепал младшего товарища по плечу. — Мы хотим урода отловить или где?

— Ладно, — Сыч тяжело вздохнул. — Куда я, на хер, денусь — с подводной лодки…

В семь вечера Антон позвонил Кочергиным. Была надежда, что семья в отъезде — допустим, празднуют Рождество на даче и в ближайшие три дня в город не вернутся. Или вообще, в рождественский круиз по Европе наладились. То-то было бы здорово!

— Я вас слушаю, — трубку взяла Ирина.

— Это я… гхм-кхм… Сыч.

— А-а-а! Сыч — птичка-невеличка! — в тоне женщины Антон уловил какие-то странные теплые нотки. — Последний мужчина в моей жизни… Ты в Москве?

— В смысле последний? Да, я в Москве. Мне, собственно…

— Приезжай, — без обиняков заявила Ирина. — Один. Этого твоего Седого видеть не желаю — зануда.

— Мне, собственно, Сергей нужен, — Антон вдруг по чувствовал, что краснеет. — Я, собственно…

— Зачем тебе Сергей? — голос Ирины внезапно, безо всякого перехода зазвенел от напряжения. — Вы опять что-то замышляете?! Я не позволю в это впутывать своего сына!

— Да нет, что ты — ничего такого! — заторопился Ан тон. — У меня две кассеты… Надо перегнать видео на компьютер и обработать изображение в каком-нибудь подходящем редакторе… Просто больше обратиться не к кому… Не хочешь видеться — так и скажи, я не в обиде…

— Извини, — после короткой паузы сказала Ирина. — Погорячилась… Ты приезжай — разберемся…

Вообще-то, на амур Антон не рассчитывал. По этой части у дамы тяжелая психическая травма.[54] Да, дама единожды была близка с ним… но, если вспомнить обстоятельства, сопутствующие этой близости, данную ситуацию можно истолковать не иначе как жест отчаяния. Кроме того, дома взрослый сын…

— Один? — Ирина встретила гостя в коротеньком домашнем халатике, босая, с мокрыми растрепанными волосами — видимо, только что из ванны.

— Один. Как и велели. А что, собственно…

— Да брось ты свое «собственно»! — Дама приняла у гостя дубленку, схватила его за руку и потащила в спальню. — Это «собственно» у тебя нарочито получается, это не твое! Пошли, чего уперся?

— Да я… да как же… — влекомый в спальню кавалер от неожиданности и смущения утратил дар речи. — А Сергей?

— А мы одни, — Ирина заволокла-таки нашего парня в спальню и принялась лихорадочно срывать с него одежду. — Ну не стой ты как истукан, сделай же что-нибудь!

Ну и, разумеется, не вынесла душа поэта — сделал все, что требовалось. Если женщина просит… Опасался, что ударит в грязь лицом — после двух недель вынужденного воздержания-то! — но Ирина пребывала в таком страшном возбуждении, что разрядилась буквально на десятой секунде, оповестив, казалось, весь мир исступленным вскриком счастливого освобождения.