Тони насторожился, когда до него дошел смысл сказанного Вольфом.

— А есть документы о тех временах?

Вольф кивнул:

— Нацисты были помешаны на документах. Меня всегда это поражало. Как так могло быть? Но, наверно, им надо было найти оправдание тому, что они творили, выполняя наказ Гитлера создать расу господ, и они убеждали себя, будто занимаются чистой наукой. Есть списки принятых детей, списки умерших, записи проводимых экспериментов.

Тони почувствовал, что у него быстро забилось сердце:

— И где все это хранится?

— В замке, который стоит на Рейне, — в замке Хохенштейн. Там был Институт подростковой психологии. Но на самом деле тамошние психологи занимались поточной эвтаназией и ставили жестокие психологические опыты. После войны в нем устроили хранилище документов по программам эвтаназии. И еще туда возят туристов, хотя об этой части истории замка им не рассказывают, — сказал Вольф, усмехаясь. — Наши воспоминания не простираются так далеко. Кому захочется вспоминать о временах, когда народ с равнодушием взирал на убийство собственных детей?

— Да, представляю, с каким трудом это укладывается в общенародном сознании, — отозвался Тони. — Так мне можно посмотреть документы?

Вольф усмехнулся, приоткрывая желтые зубы:

— Обычно приходится тратить время на получение допуска. Но не сомневаюсь, Петра все устроит наилучшим образом. Она отлично умеет добиваться своего.

Тони скривился.

— Итак, я сделал несколько открытий. — Тони отодвинул недопитую чашку. — Доктор Вольф, вы мне очень помогли.

Доктор Вольф уныло пожал плечами:

— Рад был вырваться на часок из кампуса.

— Мне это знакомо, — проговорил Тони, словно оставил далеко позади свою недавнюю жизнь. — Я скажу Петре, что она задолжала вам бокал вина.

Вольф фыркнул:

— Да уж. Удачи вам в замке.

Удача была очень нужна Тони. Мрак понемногу рассеивался, и смутные подозрения сменялись твердой уверенностью. Надо было спешить. Если учесть сексуальное надругательство в Кёльне, убийцу следовало остановить раньше, чем он совсем распоясается. Тони почти не сомневался, что «миссионер» станет «запойным» убийцей, и легко представлял его в университетском кампусе с автоматом наперевес, стреляющим в других, а потом в себя. Пора поставить точку. Он чувствовал нарастающее возбуждение.

«Иеронимо, я иду за тобой», — подумал он, выходя из кафе на теплое весеннее солнышко.

*