— Все это мелочи.

— Никакие не мелочи. Фэлкон — убийца и насильник. Если ваш снайпер промахнется и потребуется идти на штурм, я не хочу, чтобы в номере мотеля оказались не в меру чувствительные парни, которые из-за опасения причинить вред заложникам не смогут нажать на спуск.

— Ну, безопасность заложников должна иметь приоритет при любых обстоятельствах.

— Вот именно. Поэтому когда бойцы СВАТа выломают дверь и ворвутся в номер, среди них должен находиться хотя бы один человек, у которого хватит храбрости, выдержки и ума, чтобы ликвидировать преступника, несмотря на всеобщую сумятицу и испуганные вопли заложников. Надеюсь, вы меня поняли?

Чавес мог бы прочитать целую лекцию о том, что бывают случаи, когда разумнее не стрелять, но решил воздержаться и счесть слова своего собеседника за комплимент.

— Да, сэр, — сказал он. — Я хорошо вас понял.

Как Тео и предполагал, безвольное тело девушки оказалось довольно тяжелым, хотя она не умерла и даже не лишилась полностью сознания, а находилась, так сказать, в состоянии полуяви-полубреда. С каждой минутой в номере становилось все темнее. Тео не знал точно, который час, но вечер уже явно вступал в свои права. Дневной свет не освещал более комнату, проникая в нее сквозь прорехи и щели в шторах. Пройдет еще несколько минут, и в номере станет совсем темно, если не считать электрического света, который, сменив дневной, просочится в помещение с улицы: по мнению Тео, полицейские в самое ближайшее время должны были включить на парковочной площадке прожекторы.

Держа раненую на руках, Тео оглядел помещение. Два других заложника — Наталия и предсказатель погоды — сидели на полу спиной к спине. Ноги их были связаны в щиколотках, заведенные за спину руки — в запястьях и, помимо этого, заложники были привязаны друг к другу веревкой, проходившей через локтевой сгиб. Приблизившись к двери, Тео остановился, поскольку она все еще находилась на замке, хотя загораживавшая проход баррикада из мебели уже была сдвинута в сторону. Ноги Тео тоже были связаны в щиколотках, пусть и не так туго, как у его товарищей по несчастью. Шнур от лампы являл собой своего рода символ ножных кандалов, которые он носил в камере смертников. Тео на голову превосходил ростом своего тюремщика, который, подойдя со спины, приставил ствол пистолета к его затылку.

— Помни, мне не составит труда тебя пристрелить, — спокойно произнес Фэлкон.

Тео разделял его мнение, хотя никак этого не выразил.

— Так что не советую даже думать о побеге, — добавил Фэлкон.

— Не беспокойся, — сказал Тео.