Валендреа покачал головой:
— Наш долг — защищать церковь. Ни один католик не стал бы слушать церковь, если бы знал, что она солгала. Ведь речь идет не о мелочах. Отмена целибата?[25] Женщины-священники? Разрешение абортов? Гомосексуализм? И даже непогрешимость Папы!
Но Нгови не отреагировал на его отчаянные доводы.
— Меня больше интересует, как я объясню Богу, что ослушался Его слов.
Мишнер взглянул на Валендреа.
— Когда в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году вы вернулись в хранилище, десятого откровения Меджугорья там еще не было. Но вы выкрали часть Фатимского откровения. Откуда же вы знали, что слова сестры Люсии подлинны?
— Когда Павел читал их, я увидел страх в его глазах. Если даже этот человек испугался, значит, в этих словах что-то было. Тогда вечером в хранилище, когда Климент рассказал мне о последнем переводе отца Тибора и показал часть первоначального текста откровения, я понял, что снова вернулся дьявол.
— В каком-то смысле так и случилось, — заметил Мишнер.
Валендреа удивленно посмотрел на него.
— Если существует Бог, то существует и дьявол, — объяснил Мишнер.
— Так кто же из них убил отца Тибора? — спросил Валендреа с вызовом в голосе. — Это сделал Бог, чтобы открылась правда? Или дьявол, чтобы открылась правда? Они оба преследовали в данном случае одну цель, правда?
— Вы поэтому убили отца Тибора? Чтобы не допустить этого? — спросил Мишнер.
— В любой религии есть свои мученики. — В его словах не прозвучало ни малейшего раскаяния.
Нгови сделал шаг вперед.
— Верно. И мы создадим еще одного.
— Я уже понял, что вы хотите сделать. Сообщить в полицию?
— Вовсе нет, — сказал Нгови.
Мишнер протянул Валендреа маленький желтоватый пузырек.
— Мы предлагаем вас присоединиться к списку мучеников.
Валендреа недоумевающее поднял бровь.