В голосе Кайзера слышатся искренность и прямота, которые говорят, что он действительно беспокоится обо мне.

– Я согласна с вами в том, что Малик запал на меня, о'кей? Но если он звонил мне сегодня вечером с Вест-Бэнк в Новом Орлеане, то никак не мог стрелять в меня на острове ДеСалль за тридцать минут до этого. Это физически невозможно.

– Я пока не уверен, с чем нам пришлось столкнуться, – признается Кайзер. – Но я знаю, что Натан Малик замешан в этих убийствах.

– Вероятно, он знает больше, чем говорит. Но если вы хотите узнать, что известно ему, то намного больше шансов добиться этого, если я поговорю с ним с глазу на глаз, без того чтобы вы подслушивали наш разговор.

– Вы собираетесь разговаривать с ним снова?

– Если он позвонит мне.

– Гм-м…

Мне почему-то кажется, что Кайзер предпочел бы вести это расследование по-своему, в то время как его коллеги по оперативной группе явно предпочитают более прямолинейный подход.

– Вы прослушиваете мой сотовый телефон?

– Нет. Пока нет, во всяком случае.

Если Кайзер говорит правду, то мой сотовый не прослушивается только потому, что он еще не получил на руки распоряжения суда или просто не имеет в своем распоряжении технических средств для этого. Но скоро у него будет и то, и другое, можно не сомневаться.

– Для чего вы ездили на остров ДеСалль? – спрашивает он. – Это все то же самое ваше личное дело?

– Я пытаюсь разузнать кое-что о своем прошлом.

– О вашем отце?

– Откуда вы знаете?

– Просто я делаю выводы из вашей беседы с Маликом у него кабинете. Вы узнали что-нибудь важное?

Я вовсе не намерена излагать Кайзеру омерзительную и жалкую историю моего детства.

– Ничего такого, что имело бы отношение к вашему расследованию.

– В общем, меня обеспокоил тот факт, что личное дело Люка засекретили, и я предпринял некоторые поиски самостоятельно.

Сердце замирает у меня в груди.