Я кричу.

Из груди Лены ярко-красной струей хлещет кровь – в ней больше крови, чем может поместиться в кукле. Откуда-то я знаю, что это кровь отца. Он бледнеет у меня на глазах, потом кожа его становится серой, а ступни начинают погружаться в воду которая больше не может удерживать его на поверхности.

– Папа! – пронзительно кричу я. – Подожди! Я иду!

Он продолжает погружаться, и на лице его написана такая печаль, какой я еще никогда не видела.

– Я спасу тебя, папа!

Изо всех сил я дергаю за ручку дверцы грузовика, но она не поддается. Я начинаю стучать кулаками в стекло, пока не разбиваю их, но все бесполезно. Потом чьи-то мягкие руки сжимают мои запястья.

– Кэтрин? Просыпайся, Кэт. Время вставать.

Я открываю глаза.

Над постелью, держа меня за руки, склонилась Ханна Гольдман. У доктора Гольдман самые добрые в мире глаза.

– Это Ханна, – говорит она. – Ты слышишь меня, Кэт?

– Да.

Я улыбаюсь своей лучшей улыбкой, чтобы дать ей понять, что со мной все в порядке. С Ханной мне всегда легко и спокойно, пусть даже это только сон.

– Я пришла поговорить с тобой кое о чем важном, – продолжает она.

Я киваю в знак согласия.

– Конечно. О чем же?

– Агент Кайзер попросил меня приехать. Я думаю, с его стороны это было мудрое решение.

– Он вообще мудрый человек, – соглашаюсь я. – Очень умный.