– Старую, потертую плюшевую зверушку?
– Да.
Она вырывает руку.
– Кэтрин? Что с тобой? Ты сошла с ума?
– Нет. Я думаю, что очень близко подошла к тому, чтобы впервые в жизни
Она смотрит на могильный камень, не на меня.
– Но для чего все это? Что ты пытаешься сделать?
– Я не уверена, что ты захочешь знать.
– Если ты говоришь о том, чтобы раскопать могилу своего отца, то мне лучше знать, что ты задумала.
Я становлюсь на папину могилу и поворачиваюсь к ней лицом.
– Мама, ребенком я подверглась сексуальному насилию.
Она не мигая, пристально смотрит на меня.
– Может быть, Энн тоже растлевали и надругались над нею. Я не знаю. И не узнаю до тех пор, пока не увижу тело папы и не заберу Лену из гроба.
Крупная дрожь сотрясает тело матери. Она дрожит вся. С головы до ног, словно распятая на леднике. Дрожит даже ее приталенный льняной костюм, хотя летний воздух неподвижен, как сама смерть.
– О боже! – надрывным шепотом произносит она. – Кто вбил эти глупости тебе в голову? Психиатр, которого посещала Энн? Тот, который был убит?
– Откуда ты знаешь о нем?
– Я разговаривала с ФБР, дорогая. Мне звонил агент Кайзер. Он был очень убедителен и обходителен. И очень беспокоился о тебе.
От ощущения близкой опасности волосы у меня встают дыбом.
– Когда это было?