– Она чиста, – наконец говорит Билли. Он возвращается к двери и останавливается возле нее, как сторожевая собака.

– Тебе известно что-нибудь об этом? – обращается ко мне дед, указывая на дальнюю стену.

К своему изумлению, я вижу разбросанные по полу книги, как если бы кто-то сбрасывал их с полок в тщетных и судорожных поисках чего-то важного. В голове у меня вновь звучат слова Пирли: «Я искала и другие подобные фотографии, но пока что ничего больше не нашла».

– Мыши? – ровным, ничего не выражающим голосом предполагаю я.

Дед открывает было рот, чтобы ответить, но потом оставляет эту тему, словно она не заслуживает его внимания.

– Ну хорошо. Я уже сказал, что очень занят. Тебе нужно что-нибудь еще?

Я не могу поверить в подобную наглость.

– Ты разве не слышал меня? Я могу доказать, что ты убил Моего отца. Я также могу доказать, что ты насиловал тетю Энн. И не только ее.

Он отмахивается от моих слов небрежным жестом.

– Это нелепость.

– У меня есть доказательства.

– Кровавые отпечатки ног на полу? Я тебе уже объяснил, откуда они взялись.

– У меня имеется множество других улик. – Я бы с удовольствием рассказала ему о Пирли, но не могу подвергнуть ее такой опасности. – И я начала вспоминать каждый день. Я знаю, что ты сделал со мной.

Дед снова смотрит на меня прищуренными глазами.

– Улики на основе воспоминаний? Мне кажется, ты слишком уж серьезно отнеслась к бредням своего приятеля доктора Малика.

Что, черт возьми, происходит? Я была уверена, что он даже не слышал о Малике.

– Кэтрин, ни один суд не примет к рассмотрению в качестве доказательств так называемые подавленные воспоминания. Я удивлен, что ты этого не знаешь.

– Зато любой суд сочтет уликой тело Энн, – ровным голосом говорю я.