Светлый фон

Мухаммед неторопливо погладил бороду и улыбнулся.

— Я знаю. Но еще мне известно, впрочем, как и тебе, что этот раб солгал о своем имени и состоянии, за что его и приговорили к повторному наказанию. Так что назови мне цену за обычного невольника-христианина без роду без племени. Мы все здесь в некотором роде торговцы, — произнес он, обведя зрителей рукой, — и увидим, справедлива она или нет.

При этих словах по толпе пробежал насмешливый ропот. Переговоры между новым дворецким и купцом-мавром обещали быть захватывающими. Рашид был раздосадован, но уклониться от торга, глубоко укоренившегося обычая, не мог.

— Этот человек стоит гораздо дороже, чем ты себе представляешь! — воскликнул он. — Это ученый, который знает несколько древних языков, и, несмотря на его ложь, Ибрагим вытащил его из тюрьмы и сделал своим личным рабом. Он до такой степени ценил его общество и интеллектуальные качества, что даже несколько раз в неделю обедал с ним!

— Похоже, ты не слишком ценишь ум этого невольника, — возразил Мухаммед с насмешкой, — раз отправил его обратно в тюрьму!

Издевательский смех прокатился по рядам зевак. Рашид пришел в ярость, но ответил:

— У меня есть лучшие способы служить своему повелителю, чем интересоваться религией неверных!

— Не сомневаюсь! Так в какую сумму ты оценишь этого разговорчивого неверного?

— Не меньше чем в семьдесят золотых дукатов.

Из толпы донеслись возмущенные голоса. Слишком дорого за раба, за которого нельзя получить выкуп! Молодого, крепкого невольника-христианина можно приобрести меньше чем за десять дукатов!

— Ты все еще завышаешь цену за этого неверного пса. Давай говорить серьезно. Даже если принять во внимание его ученость, он не стоит дороже пятнадцати или двадцати дукатов — и, не забудь, я предлагаю в десять раз больше!

— Пятьдесят дукатов, — твердо произнес дворецкий. — Если ты не согласен, то возвращайся в толпу и не мешай мне отдать приказ отрубить рабу руку и отослать его в тюрьму!

— Ты будешь хорошим дворецким, Рашид бен Гамрун! Но я несколько устал от твоей самонадеянности. Меня интересует этот раб, но не за любую цену. Мое последнее предложение — триста золотых дукатов!

— Четыреста, и он твой. Иначе я прикажу продолжить наказание немедля!

Мухаммед аль-Латиф понял, что дворецкий, чтобы не уронить собственного достоинства, больше не снизит цену. Он хлопнул в ладоши, и появились трое слуг. Один из них нес тяжелый ларец, который поставил у ног хозяина. Не отводя глаз от Рашида, Мухаммед приказал отсчитать четыреста монет.

При этих словах толпа удивленно зашелестела. Зачем Мухаммеду аль-Латифу, ловкому и расчетливому купцу, понадобилось тратить столько денег на покупку раба-христианина, пусть даже и весьма ученого?