— В аптечке есть спирт для растирки и дезинфицирующие средства. И бинты. Я могу наложить швы. Могу налить чего-нибудь покрепче, если хотите.

Они проскакивают мимо неясно виднеющегося буксира. Тот словно плывет над туманом, трубы парят в воздухе. Буксир издает три предупреждающих гудка: два коротких и один длинный. Словно огромный зверь ревет в тумане: «Убирайтесь с дороги!»

«Если бы только Макгриви посигналили гудком в ту ночь, когда я налетел на них. Это их халатность. Они виноваты в столкновении, а не я. И если бы потом они не начали расспрашивать обо мне в порту, я бы их не тронул».

Стоун пристально смотрит на длинные, низкие очертания баржи позади буксира, а потом оба судна отступают — исчезают, проглоченные туманом.

«Я слишком доверял Боку».

Лицо болит все сильнее. Стоун пробирается к аптечке, копается, отыскивая пластиковую бутылочку со спиртом и марлю.

Он не знаком с рулевым. Никогда не встречался с людьми Бока. По-видимому, у этого человека есть соответствующие инструкции, и, как и Бок, он бывший солдат. Несомненно, как и Бок, обладает хоть какими-то навыками. Он полностью сосредоточен на управлении. Внимательный, но без раболепия. Не оборачивается на стоны, когда Стоун протирает спиртом пораненный рот.

Понадобятся швы, но могло быть и хуже.

В сущности, обдумывая, как все могло бы обернуться, Стоун понимает, что, вероятно, пострадал не слишком серьезно. Он переворачивает бутылочку и поливает жидкостью раны. Жжение — словно суровое, очищающее наказание. Он смывает Воорта. Дезинфицирует себя от копа.

«Я мог бы сейчас валяться на пляже, в безопасности, будь Бок поаккуратнее».

Приближается еще один буксир, меняет курс, по воде снова разносится рев: «Убирайтесь с дороги!» Стоун разбирает красно-белый корпус, значит, это судно Макаллистера. Двигается быстро, поскольку ничего не тащит, но «Скиталец» быстрее, и буксир отстает.

Стоун все больше сердится на Бока; вместе с гневом возвращается и чувство собственного достоинства.

— Здесь немного качает, мистер Стоун. Почему бы вам не присесть?

Стоун позволяет себе расслабиться, отдается реке. Сцена в церкви уже тускнеет. Как и ужасное ощущение беспомощности. Запястья ноют, и он трет места, где их сжимали наручники. Река ведет на север, и мир снова открывает перед ним массу возможностей.

Что за ужасный день!

Теперь он чувствует даже некоторую признательность по отношению к рулевому. В конце концов, этот совершенно чужой человек, увозящий его в безопасное место, нырял ради него в темную реку, ощупывал ради него это грязное дно и устранял свидетельство, которое могло бы покончить с семьей, карьерой, жизнью Стоуна.