«И выносили более мягкий приговор», — успокаивал он себя, вспоминая подробности той истории, о которых было невыносимо говорить или даже думать. Он слишком хорошо знал, что произошло, когда в своё время вся эта история грозила выйти на поверхность. Прокопио сломали легко. Других не удалось. И о них он не любил думать.

— А если я не дам показаний?

Она раздавила сигарету в пепельнице:

— Тогда это сделаю я.

— Но хотя бы поддержишь меня? Не оставишь одного?

— Если ясно дашь понять, что моя семья и я не знали правды о случившемся.

♦

Хотя вовсю сияло солнце, водитель такси не хотел отпускать Донну одну. Яркий свет лишь обнажал каждое пулевое отверстие в дверях церкви — свидетельство давнего зверства, и это заставляло его нервничать.

— Как вы вернётесь, синьорина?

— Могу пешком. А ещё есть автобус.

— Автобус ходит по дороге на Урбанию, синьорина, а это в пяти-шести километрах отсюда. Такая плохая дорога не для него. — Ходить пешком — это для бедняков, как его отец и дед, а не для американцев. Только ненормальные англичане да немцы любят ходить для удовольствия. — Вы уверены, что не хотите, чтобы я подождал? — В нём говорила совесть. — Я отработал только половину того, что вы… — Она уже заплатила ему вчетверо против того, что дал бы любой итальянец.

— Я прекрасно обойдусь. — Донна вынула из сумочки небольшой фонарик; мыслями она уже была в подвале Муты. Наверняка там можно что-то найти. — Спасибо.

Водитель грустно запустил мотор. Будь она его дочерью… но она ему не дочь, и эти современные американские девчонки такие сильные, пышущие здоровьем, на них просто написано, что они способны сами позаботиться о себе. Он предпочитал, чтобы его женщина выглядела немножко беззащитной. Тогда мужчина чувствует себя сильным.

«Дуу-да, дуу-да», — горестно напевал Анджелино в своём лесном укрытии. Мулы щипали травку на поляне, и мягкий звон их колокольцев сегодня не утешал его. Он смотрел на ангела внизу. Анджелино знал об ангелах, мать рассказывала ему о них, как они лишились крыльев и упали.

Водитель серой машины упорно следовал за Донной от Урбино до поворота к вилле «Роза», там он остановился за рощей и стал дожидаться, пока не проедет возвращающееся такси. Второй человек, сидевший в машине, глядел на расстилающуюся перед ними живую картину: девушка (объект, модель художника, жертва), идущая по залитой солнцем долине навстречу своей неведомой судьбе, а вокруг колючая стерня сжатых полей. Ему подумалось, что это похоже на метафорическую средневековую фреску или иллюстрацию к Часослову. «„Вера в Действенность Человеческих Усилий", — пробормотал он, потом поправился: — Или, может, „Наказание за Пренебрежение Историей”». Всё заливал яркий и в то же время как бы подводный свет лунного затмения; такой свет исходит от ангелов, несущих видения Апокалипсиса.