— Не стоит ли нам вернуться к вашему собственному делу?

До сих пор Бродка не рассказывал о результатах своей поездки в Цюрих, и теперь, казалось, наступил подходящий момент, чтобы посвятить Зюдова в детали. Бродка вынул из внутреннего кармана пиджака фотографию и положил ее на стол перед Зюдовым.

— Что это? — поинтересовался Зюдов.

— Женщина, запечатленная на фото, — моя мать. Примерно лет сорок назад.

— А мужчина?

— Как вы полагаете, это может быть Смоленски? Вы ведь лично с ним знакомы.

Зюдов долго держал фотографию перед глазами.

— Смоленски? Ну что вы! Смоленски намного ниже!

— Слушайте, у меня камень с души свалился.

— Вы ведь не думаете, что у вашей матери были какие-то отношения со Смоленски?

— Не знаю. В письме своей лучшей подруге моя мать называет Смоленски дьяволом.

Зюдов еще раз взглянул на фото.

— Нет, не может быть… Это явно не Смоленски. А что касается дьявола, то тут ваша матушка, скорее всего, права. Откуда у вас это фото?

— Запутанная история. Хильда Келлер, школьная подруга моей матери, недавно умерла и оставила это фото в запечатанном конверте. Мужу она сказала, что, если с ней что-то случится, он должен вручить этот конверт Клер Бродке, то есть моей матери. Пока что все ясно. Еще одну такую фотографию я нашел в банковском сейфе матери. Вы только представьте: стопроцентно надежный сейф, а внутри — всего лишь безобидная фотография!

— Ну что ж, здесь напрашивается только один вывод, — сказал Зюдов. — Фотография далеко не так безобидна, как кажется на первый взгляд. И вот еще что. — Зюдов ткнул пальцем на печать на обратной стороне фотографии. — Вы это видели?

— Да, конечно.

— И что? Вы уже что-то предпринимали?

— Как вы себе это представляете? Этой фотографии по меньшей мере лет сорок.

— Хорошо, я признаю, что шансы разведать что-либо ничтожно малы. Но утопающий хватается за соломинку.

Зюдов набрал номер справочной и спросил о фотографе Гамбере в Венеции.