Пэйджит бросил на Терри пристальный взгляд:

– Конечно, я солгал. Фотокорреспондент журнала "Тайм" снял меня в момент речи, и фотография появилась на развороте.

Терри невозмутимо встретила его взгляд.

– И поэтому вы никогда не рассказывали об этом?

Пэйджит кивнул.

– Хотя не знаю, – тихо сказал он, – было ли это из-за того, что многие считали меня героем, или из-за самой лжи. Во всяком случае, дело Ласко далось мне нелегко, и мне не хотелось к нему возвращаться.

– Кто-нибудь еще знает?

– Только Мария. – Пэйджит помедлил. – А теперь и вы.

– А Карло?

– Конечно, нет. До той поры, по крайней мере, пока кто-нибудь не найдет вторую кассету.

Плечи Терри внезапно опустились.

– О, Крис, – почти прошептала она. – Мне так жалко…

– Не жалейте. Мы с Марией сами сделали выбор. Мы с ней стоим друг друга, а Карло "повезло".

Она протестующе замотала головой.

– Ему действительно повезло. То, что вы сделали, было сделано из любви – так делают родители ради детей. – Она заговорила мягче: – То же самое моя мама сделала бы ради меня.

– Приятно было бы тешить себя этой мыслью. Но я сделал это не только ради Карло. – Пэйджит обернулся, посмотрел, как дождь покрывает каплями оконное стекло. – Наверное, в равной степени я сделал это ради самой Марии. Но и это, видимо, не вся правда. Возможно, все сводится к следующему: я нуждался в Марии – она должна была сказать правду о Джеке Вудсе, поэтому я помог ей лгать о себе самой.

Взгляд Терри вновь сделался твердым:

– Этим не объяснишь то, что вы стали растить Карло.

– Если верить Марии – для меня это род искупления. Я очень хорошо понимаю: она и предположить не могла, что тот день в Париже, когда я угрозами заставил ее отказаться от Карло, может наступить. И думал ли я когда-нибудь, что наступит такой день, как сегодня, когда я буду слушать ее признания в магнитофонной записи. Но для каждого из нас наступил свой день.

Терри помолчала. Наконец спросила: