– Нет, – голос ее звучал спокойно. – Просто не хотелось звонить.

Ричи упер руки в бока.

– Я не верю.

– Поверь, Ричи. Я никогда не изменяла тебе и не собираюсь. И что бы ты ни делал, ты не можешь заставить меня стать другой. Это моя суть.

Ричи стоял и молча смотрел на нее. Потом проговорил уже спокойнее:

– Я не хочу, чтобы ты работала с ним. Терри с трудом переборола вспышку гнева.

– У тебя исключительное право на мое тело, Ричи. Но сам ты не в состоянии создать условия, в которых я могла бы содержать тебя.

Он вспыхнул:

– А вот такое нельзя говорить, и ты это превосходно понимаешь, Тер. Это оскорбление. После таких слов у кого угодно опустятся руки.

Это было настолько несправедливо, что она не смогла сдержаться:

– Так имеет право говорить только тот, кто никому ничем не обязан.

Ричи, замерев, смотрел на нее, и Терри вдруг показалось, что в его глазах вспыхнуло мимолетное торжество, как будто он получил то, чего добивался. Голос его внезапно стал мягким, почти вкрадчивым:

– Не знаю, смогу ли я когда-нибудь забыть то, что ты мне только что сказала.

– Я тебе хотела сказать только одно, – устало ответила Терри, – пора перестать думать о Крисе и начинать думать о Елене. И обо мне.

– Я полагал, у нас общие симпатии, общие интересы. – Он выпрямился. – В настоящих семьях, Терри, должно быть так.

Она подумала, что за все время замужества не научилась различать, когда Ричи притворяется, а когда действительно не в состоянии понять чьи-либо чувства, кроме собственных. Потом решила, что это и не важно.

– Давай прекратим. Прошу тебя. Я только что вернулась домой, а завтра уже слушание.

Он заговорил еще спокойней:

– Работа. Ни о чем ином ты, кажется, уже не в состоянии думать.

– Сегодня вечером это абсолютно верно, – заявила она и включила фен.