Воспоминание об Андреа было отчетливым и волнующим. Пэйджит замер в дверях, устремив неподвижный взгляд на кровать, и стоял так, пока не прошло оцепенение.

Он вспомнил о кассете, о голосе Марии, говорившей, что Карло не его сын; воспоминания вернули его к тому времени, когда он принял решение, что мальчик будет жить с ним, несмотря ни на что. Застыв в дверях, он чувствовал себя в начале того пути. Время вернулось к своим истокам: вот уже восемь лет нет в его жизни Марии, Андреа Ло Бьанко снова его жена, и та жизнь, что была теперь невероятной, невозвратной, снова стала возможна для него. Может быть, когда завершится карьера Андреа и они по-новому смогут взглянуть на свою жизнь, они решатся завести ребенка. И столько хорошего ждало их впереди! Но чувство, навеянное воспоминаниями, улетучилось. Он не знал, где теперь Андреа, позволил ей исчезнуть бесследно. От этого было ощущение пустоты в душе. Когда-то он любил ее и мог представить, что они проживут вместе всю жизнь; а вот теперь она могла умереть, и он даже не узнал бы об этом. Он представил ее себе – балерину, что осанной так походила на Марию, на мать сына, про которого он не знал тогда, чей он на самом деле.

Но все это в прошлом, Андреа уехала навсегда, а Карло – теперь он знал это совершенно точно – был вовсе не его сыном. Он подошел к туалетному столику, открыл верхний ящик. Там были кассеты. Он положил их сюда за несколько минут до того, как Карло нашел его внизу, пьющего вино в темной библиотеке. Он не представлял, что с ними делать.

Об этом он не мог сказать Терри. Не мог объяснить, чего боится: если по следу кассеты выйдут на нее, а Пэйджит к тому времени уничтожит их, ей придется отвечать вместе с ним. Только при условии, что это ничем не грозит Терри, Пэйджит мог сделать так, что Карло никогда не услышал бы запись на кассете.

Он не мог теперь распоряжаться своей жизнью и даже в своем отношении к ней был не волен. Он медленно задвинул ящик. "Куда ему идти?" – спрашивал он Терезу Перальту.

Пэйджит поймал себя на том, что не может оторвать взгляд от календаря. Он повесил его над туалетным столиком, чтобы календарь напоминал о его делах и делах Карло. Он так и не перевернул январский лист, который был испещрен пометами о баскетбольных матчах Карло. Пэйджит делал эти пометы в декабре, когда игры были только что намечены. Январь глядел на него теперь немым упором – Пэйджит не бывал на играх с тех пор, как мать Карло застрелила Ренсома.

"Какое же решение примет Кэролайн Мастерс?" – подумалось ему.

Завтра, в два часа, она объявит его. Он не пытался угадать, что скажет судья, знал только, что, как и сегодня, он выступит в защиту Марии Карелли.