Она обернулась к дочери.

Елена разговаривала со своими игрушечными человечками.

– Ты сиди здесь, – убеждала она, – а папа будет сидеть здесь.

– Кому это ты говоришь?

– Тебе. Ты сидишь рядом с папой.

– А где сидишь ты?

– Здесь, – торжествующе заявила Елена и посадила пластмассового ребенка между пластмассовыми родителями.

Малышка, печально подумала Терри, распоряжающаяся в мире взрослых. Терри была уверена, что смогла скрыть от дочки ссору с Ричи, она снова и снова проверила себя и убедилась: не было признаков, по которым Елена могла бы догадаться об этой размолвке. Но у девочки была какая-то интуиция – она играла в семью уже час, что было непривычно долго. И Терри никогда не приходилось видеть такой увлеченности.

Пусть играет, сказала себе Терри.

И перевела задумчивый взгляд на полосу прибоя.

Было послеполуденное время рабочего дня. Народу на пляже было немного: женщины с детьми, супруги или просто парочка, двое-трое из тех, кто привык быть в одиночестве, – бродили, сидели. Обнаженный по пояс студент бросал пластмассовую тарелку, которую его колли должна была приносить обратно; при броске его кожа натягивалась, как будто ее было мало, чтобы прикрыть тощий торс. Вот колли самоотверженно бросилась в полосу прибоя, выскочила оттуда с тарелкой в зубах и понеслась к хозяину, на бегу стряхивая с шерсти воду. Терри вспомнила о том, что Елена настойчиво просит у нее собачку.

Она опять обернулась к дочери. Елена снова пересаживала кукол, теперь они сидели за кухонным столом. Ребенок – между родителями.

– Тебе нравится так играть?

– Да. – Девочка оторвалась от игры, посмотрела на свою пластмассовую семью и подняла глаза на мать. – Почему ты так относишься к папе?

Голос дочери был вопросительно-обличающим, но в то же время в нем была такая сверхъестественная уверенность, что Терри подумала: так говорят правду, в которой не сомневаются.

На мгновение она потеряла дар речи.

Сохраняй нейтральный тон, велела она себе, не показывай виду, что защищаешься или раздражена. Пусть это прозвучит так, будто не знаешь, в чем дело.

– А как я отношусь к папе?

Елена ответила не сразу. Но в голосе ее по-прежнему звучала уверенность:

– Папа плачет, ты же знаешь.