И опознают по моим очкам».

Рука замерзла. Сохраняй тепло! Она с трудом подергала лыжную палку туда-сюда, но палку заклинило. Она закрыла глаза, потыкала кулаком снег над головой, прислушиваясь к мягким звукам своих ударов. Приятно производить хоть какой-нибудь шум. Разорвать эту мрачную тишину.

А можно ли дышать сквозь лед? Сколько вообще воздуха в ее распоряжении?

Она услышала легкий шум, словно горсточкой гальки швырнули в окно. Прямо над ней.

Ее сердце так и запрыгало. Они нашли ее. Нашли!

А потом – ничего. Только какое-то слабое эхо. Это могли быть чьи-то шаги в нескольких ярдах отсюда, а может быть, взрыв на довольно большом расстоянии.

В гневе и отчаянии она молотила кулаками по снегу, прикрыв глаза от сыплющейся ледяной крупны. Снег вроде бы чуть-чуть поддался, или, может, показалось? Она ударила в снежный потолок изо всех своих сил, и внезапно ее рука пробилась насквозь. Снег потоком посыпался на лицо, в рукава. Она вытерла лицо и открыла глаза.

Солнечный свет.

Ослепительно-белый солнечный свет.

Она уставилась на него через эту маленькое отверстие, чуть побольше ее кулака.

– Эй! Помогите мне!

Солнечный свет просачивался в ее снежную могилку, и теперь она могла поглядеть вокруг себя.

Оказывается, она не одна. Кто-то есть еще, здесь, вместе с ней.

Мертвенно-бледная красноватая глазница невидяще уставилась на нее сквозь щелочки-прорези в перепачканном кровью капюшоне. В считаных дюймах от ее лица. И пока она смотрела, еще одна капелька крови упала из глазницы ей на щеку.

Она пронзительно вскрикнула. Потом еще.

Лицо Андреаса в капюшоне торчало из свода этой могилы всего в нескольких дюймах над ней, словно уродливая горгулья из водосточной трубы готического собора. Рот приоткрыт в искривленной улыбке, глазница с любопытством выставилась на нее, видит теперь столько же, что и его нормальный глаз, который пристально и безучастно смотрел на нее из своей щелки, смотрел не двигаясь и не мигая.

О боже милостивый, нет. Нет.

А потом она увидела его руку, согнутую под каким-то неестественным углом, словно она не принадлежала тому же самому человеку. Сэм впервые увидела руку Андреаса без обычной рукавицы: уродливая, высохшая, всего с двумя пальцами, большим и мизинцем, неподвижно торчащую из снега, словно клешня.

Она потрясла головой, пытаясь отвернуться, посмотреть вверх, сквозь это крошечное оконце, которое она пробила на свет в снежной толще. В этот момент дневной свет вдруг померк, на мгновение он совершенно пропал. Почва вокруг нее загудела и задрожала.

О господи, только бы снова не лавина. Только не двигайся. Ну, пожалуйста.