Светлый фон

Аманда думала: «Как такое могло случиться? Что происходит? Я схожу с ума».

Из телевизора теперь доносился монотонный голос, рассказывающий о трагедии, о всемирной скорби, о словах соболезнований, которые поступают со всех концов света.

В дверь постучали. Одна из маленьких дочерей Сьюзи пошла открывать. В затуманенном мозгу Аманды мелькнула мысль, что этого делать нельзя.

— Нет! — воскликнула она, вскакивая на ноги. — Не открывай!

Но было уже поздно. Девочка распахнула дверь настежь. Аманда в ужасе отшатнулась в полной уверенности, что они впустили собственную смерть.

Никогда еще она так не ошибалась.

За дверью стоял Карл, весь в грязи, с кровоточащими ранами, прижимая руки к груди и прислонившись к косяку, чтобы не упасть. Рядом с ним была Одноглазая Мамочка.

«Это чудо! Карл! И Мамочка! Но как? Как?»

Аманда бросилась к Карлу, обняла, но тот отпрянул от боли.

— Что случилось? — спросила она. — Скажи, что случилось?

— Тише! — прогремел голос мужа Сьюзи. — Заходите, чувствуйте себя как дома. Но ведите себя тихо и с уважением.

Карл посмотрел на экран. По застывшему взгляду Аманда поняла, что он пытается осознать смысл происходящего. Наконец ему это удалось, и он повернулся к Аманде. Та утвердительно кивнула.

— Президент Адамсон мертв, — сказала она.

— Покушение?

— Он сам себя убил, — сообщила младшая дочка Сьюзи. — Президент выстрелил себе в голову.

— Тише! — шикнула мать девочки. — Смотри!

Одноглазая Мамочка как завороженная глядела на экран. Карл попытался представить, что она сейчас думает. Она знала президента Адамсона еще ребенком. Была свидетелем его страшного преступления. Смотрела, как он, оставаясь безнаказанным, достиг вершины мира. А теперь она видит финал. Видит, что возмездие наконец свершилось.

— Это Элизабет. Она будет говорить.

Все головы повернулись к телевизору. Да, это была она, Элизабет Адамсон. Первая леди Соединенных Штатов Америки, одетая в черное. Она появилась, ступая медленно, но твердо.

Камера не отрываясь следила за ней, пока она шла по студии, а диктор Эй-эн-эн говорил приглушенным, полным уважения голосом: