Все мои усилия найти Риту Гомес пошли прахом. Она больше не проживала в штате Нью-Мексико. Надежда на то, что мы когда-нибудь ее увидим, столь же призрачна, как и шансы на то, что моим парням удастся выбраться из кутузки. Остается пока одно — если они будут вести себя тише воды, ниже травы, то губернатор, кем бы он ни оказался к тому времени, когда наступит черед рассмотрения их апелляции, аннулирует смертный приговор и дарует им жизнь.

Конечно, обо всем ртом я не говорю. Слишком это жестоко отнимать последнюю надежду. Поэтому мы сидим и беседуем, несем разную чепуху в течение часа, отведенного для встречи.

Пора идти. Мы встаем, положив руки на плексигласовую перегородку, ладонь к ладони, пальцы к пальцам. Этому бедолаге еще долго-долго не касаться рук другого человека так близко, как теперь.

4

4

Моя новая контора всего-то в двух кварталах от прежней, но вот что касается престижа, то здесь их разделяют несколько световых лет. Это старое, полуразвалившееся здание из саманного кирпича, которое когда-то представляло собой особняк, теперь поделено на множество тесных комнатенок, где обретаются адвокаты-неудачники вроде меня. Вместо привычного мне и полагающегося обычно набора — библиотеки по юридической тематике, секретарш, копировальных машин — здесь только одна секретарша, работающая на полставки, не библиотека, а сплошное огорчение, копировальная машина, которая, как правило, сломана, и кофеварка. И все. Конторы состоят из двух комнат, в каждой кто-то сидит, в передней, как правило, секретарша, в задней — начальник. Может, атмосфера тут не менее замкнутая, чем в крупной нью-йоркской фирме, где старшие компаньоны не знакомы с половиной работающих у них адвокатов, но все равно это ничем не напоминает то место, где я был своим человеком.

Первые два месяца оказались просто тяжелыми: как-никак добрый десяток лет я жил по одному и тому же распорядку дня. Даже когда меня ушли в отпуск без сохранения содержания, я продолжал пользоваться прежним кабинетом. Словно старый пес, дорогу туда я мог найти с закрытыми глазами. А если еще учесть все разлуки и разводы, выпавшие на мою голову, то кабинет был для меня домом даже в большей степени, чем те места, которые я домом называл.

Впрочем, ко всему можно привыкнуть, и я начинаю потихоньку осваиваться. Если уж на то пошло, я всегда держался особняком. А народ здесь подобрался, в общем, неплохой, особенно несколько молодых ребят, недавних выпускников юридического факультета, которые не терпят бюрократическую волокиту, присущую государственной системе судопроизводства. Пока они не могут устроиться на работу в более крупные, престижные фирмы. (Типа компании «Александер, Хайт энд Портильо». Сейчас она ведет дела, изменив название на «Хайт энд Портильо». Через неделю после того, как меня вышибли, они поместили в утренней «Нью-Мексикэн» объявление размером в четверть полосы, чтобы довести эту новость до всеобщего сведения. Большие люди — мои прежние компаньоны. Когда это объявление попалось мне на глаза, я испытал странное ощущение, но, как ни удивительно, не почувствовал себя уязвленным. Может, к тому времени мне уже было все равно.)