11
11
— Занятную историю вы рассказали, господин Рэй.
Робертсон становится лицом к Рэю. Если учесть, сколь ощутимые удары прошлись по его аргументации, держится он относительно спокойно. Но он же убежден в собственной правоте и до конца дней своих будет считать, что это дело рук рокеров, независимо от того, что скажет или сделает кто-то.
— Это не история. Это правда.
— Это вы так говорите.
— Совершенно верно! — В голосе Скотта звучат вызывающие нотки. — Я поклялся на Библии, что расскажу правду, что сейчас и делаю. Я не клянусь именем Иисуса Христа понапрасну.
— Правдоподобная история, — продолжает Робертсон. — Готов это признать.
— Это правда, черт побери! Я говорю правду.
— Не думаю, что правда в этом деле вообще теперь уже существует, господин Рэй. Теперь все это выглядит уже столь безумно, что правды нет. Вы говорите одно, она — другое, мои люди — третье, представители защиты — четвертое. У всех у нас собственное представление об истине, и, насколько я могу судить, ни одно не является истиной в последней инстанции.
— То, что я говорю, правда! — упорствует Рэй.
— В самом деле? — поддевает его Робертсон.
— Да. — «Да» у него как из железа.
Робертсон качает головой в знак несогласия и поворачивается к Мартинесу.
— Все, о чем нам рассказал свидетель, он мог почерпнуть из газет, журналов, телепередач, Ваша честь. В показаниях этого человека нет ничего нового, чтобы суд поверил истории, рассказанной им. Она заслуживает не большего доверия, чем показания Риты Гомес, которая то и дело меняла их.
— Вы что, хотите сказать, что не верите мне? — недоверчиво спрашивает Скотт.
— Я считаю, вы самый отъявленный лжец, которого мне когда-либо доводилось видеть!
— Черт побери, с какой стати мне являться сюда и говорить, что это моих рук дело, говорить, что меня одного нужно сажать в тюрьму, может, в газовую камеру, не знаю, как это делается, если я тут ни при чем?
— Не знаю. Может, кто-то втянул вас в это дело. Может, вы религиозный фанатик, который спит и видит, что только так он может спасти мир.
Я встаю с места.