Я бы не против выпить, но тут же внутренне отговариваю себя. Мне нельзя сейчас расслабляться, мне нужна свежая голова. Я все еще тешу себя надеждой, что если хорошенько подумаю, то найду какие-то удачные ходы, благодаря которым смогу убедить Доусона, что мне не в чем признаваться.

– В чем дело, дорогая? – Молли смотрит мне прямо в глаза и ловко выпускает через нос узкую струйку дыма.

Несколько секунд я колеблюсь.

– Хочу попросить тебя об одолжении.

Молли тушит сигарету в пепельнице. Затем она делает свой характерный жест руками – широкое приглашающее движение, сопровождаемое звоном браслетов.

– Для тебя – что угодно.

Я приглашаю ее к столу, и мы усаживаемся рядышком.

– Дело в том, что полицейские, видимо, снова придут к тебе и будут расспрашивать обо мне. Если это произойдет, не могла бы ты… Одним словом, я была бы благодарна, если бы ты не рассказывала им о звонке от Кэти. В ту пятницу.

Молли понимает, о чем я говорю. Она уже энергично кивает головой.

– Я и раньше не говорила им об этом, так с какой стати стану делать это теперь.

– И еще…

– Что?

– Если у тебя возникают сомнения, если тебе не нравится моя просьба, то сразу откажись.

– Перестань! – Молли отмахивается от моих слов.

– В общем, ситуация для полицейских стала бы понятнее, если бы ты сказала им, что я очень беспокоилась за Гарри.

– Но ты же действительно беспокоилась за него!

– Я имею в виду, беспокоилась именно в тот вечер, в пятницу.

– Конечно, – Молли пожимает плечами, как бы удивляясь незначительности моих просьб. – Какие-то конкретные причины для беспокойства? Он был болен? В плохом настроении? – В голосе Молли интерес и одновременно облегчение от того, что я не попросила о большем.

– Плохое настроение. Депрессия. Поэтому я и уехала от тебя так рано.

– А ты уехала рано?