— Все прошло так, как прошло. У меня к тебе претензий нет, — пожал он плечами.

— Ну и отлично. Может быть, ты хочешь, чтобы мы с тобой определили стратегию защиты на предстоящем процессе?

— Я же говорил тебе, все это дело выеденного яйца не стоит. Никакого процесса не будет.

— Мне кажется, ты ошибаешься. Как никак, у Феррагамо есть пять свидетелей, которые давали показания перед Большим жюри присяжных. Так что тебя запросто могу обвинить в причастности к убийству.

— Она дали эти показания только потому, что Феррагамо им чем-то пригрозил. Они были свидетелями убийства, но меня видеть они никак не могли.

— О'кей, я тебе верю, — кивнул я.

— Вот и хорошо. Хочу тебе сказать, что сегодня ты поработал отлично.

— Я так не считаю. Я просто наврал судье.

— Да брось ты, не бери в голову.

Хозяин заведения — как оказалось, его звали Лючио — приблизился к нашему столику с салатницей, полной жареного лука, нарезанного кольцами. Официант поставил перед нами по маленькой тарелке.

— Mangia[23], — приказал Фрэнк, накладывая себе на тарелку целую гору лука.

— Спасибо, я не хочу.

— Да брось ты, ешь.

В салатнице был, конечно, вовсе не жареный лук, это просто я пытался обмануть себя, чтобы скрыть отвращение. Я положил немного этой гадости себе на тарелку, потом взял один кусочек в рот и запил его целым бокалом кьянти. Ну и ну!

Прямо на скатерти справа от нас лежал неразрезанный батон итальянского хлеба. Фрэнк отломил несколько кусков и передал часть мне. Тарелки под хлеб нигде не было видно, да ее, по всей видимости, и не могло быть. Но хлеб оказался очень вкусным, такого я раньше не пробовал.

— Теперь ты сам убедился, насколько я законопослушный гражданин, — не переставая жевать, заявил Фрэнк. — Манкузо пришел меня арестовывать, и я спокойно дал надеть на себя наручники. А как ты думаешь арестовывают всех этих грязных латинос? В их клуб врывается целый батальон вооруженных до зубов полицейских, они начинают избивать латинос и выволакивать их наружу. Почти наверняка в такой потасовке кому-нибудь проламывают голову или кого-то подстреливают. Чувствуешь разницу? И после этого ты считаешь Манкузо героем? Да брось ты. Он же заранее знал, что я ему ничего не сделаю.

— И все-таки согласись, Фрэнк, для такого поступка необходимо определенное мужество.

— Ну конечно, — улыбнулся он. — Особенно много мужества нужно, чтобы постучать в дверь и сказать: «Вы арестованы», да? Ты думаешь, теперь Манкузо станет героем? Героем окажется Феррагамо, это он будет разыгрывать дальше свой спектакль. Ты сам увидишь это в первом же выпуске новостей.