Я выключил мотор и пустил яхту по воле волн и ветра. Стоял тихий воскресный августовский вечер, было чуть холоднее, чем обычно, но все равно чудесно.

Мне действительно не хватало на Манхэттене всего этого: запахов моря, широких горизонтов, одиночества, тишины и спокойствия. Я открыл банку пива, сел на палубу и стал пить прямо из банки. Потом сделал себе бутерброд с колбасой и съел его, запив еще одной банкой пива. После пяти дней ресторанного сервиса и ужинов в номере было так приятно обслужить самого себя, сделать бутерброды и попить пива.

Пока моя яхта дрейфовала по бухте, я погрузился в размышления о смысле жизни, а точнее, о том, правильно ли я вел себя и говорил с Сюзанной. Мне казалось, что правильно, я оправдывал свое в общем-то снисходительное отношение к ее лжи тем, что она и в других, более спокойных обстоятельствах вела себя как ненормальная. Я не собирался уничтожать ни ее, ни наш с ней брак и действительно хотел, чтобы все наладилось. С одной стороны, мы с ней все еще любили друг друга, но с другой — нас угнетала нелепость создавшегося положения, когда у одного из супругов — роман, а второй осведомлен об этом. (То, что я сделал, можно было бы назвать «приведением в чувство» жены, изменившей мужу. Ведь сам Беллароза во время нашего совместного ужина в клубе «Крик» объяснил, как поступают в таких случаях.) После этого супруги могут не спать вместе, но им совершенно необязательно разбегаться в разные стороны и подавать на развод. Тем более что какие-то чувства еще остались. Бывают и менее цивилизованные выходы из такой ситуации: можно, например, устроить безобразную сцену ревности, можно сойти с ума от отчаяния и хвататься за нож или за пистолет. Но в данном случае дело приобрело настолько странный оборот, что невольно я и сам чувствовал себя виноватым в том, что произошло.

К тому же Сюзанна так и не призналась прямо в своей измене, и это еще больше осложняло дело. Если употребить юридические термины, я предъявил обвинения, но не представил никаких доказательств. Поэтому обвиняемая имела полное право не отвечать и на мои обвинения никак не реагировать. И хотя Беллароза своим молчанием признал, что роман имел место, тем не менее мои улики были исключительно косвенными в том, что касается вины самой Сюзанны. Поэтому мы, должно быть, вообразили, что если будем какое-то время избегать разговоров на эту тему и друг друга, то все это забудется и окажется, что как будто ничего и не произошло. Это был случай как бы обратный тем сексуальным спектаклям, которые мы вместе с ней ставили; благодаря этому приему мы обманывали сами себя, превращая действительные события в мелодраму под названием: «ДЖОН ПОДОЗРЕВАЕТ СЮЗАННУ В СУПРУЖЕСКОЙ ИЗМЕНЕ».