— Мы должны строго придерживаться чертежей, — твердо сказал он. — И совершенно безукоризненно. Только в этом случае мы можем надеяться не потерять ориентацию в этих катакомбах.

Я прикусил язык, чтобы не заметить, что все мы, за исключением его, похоже, ориентировались здесь так же хорошо, как заблудшие тли в муравейнике, и согласно кивнул. Почти обидевшись, Мария отвернулась от комнаты и последовала за Юдифью и Элен, которые медленно шли впереди нас, освещая нам дорогу. Вот фонарный луч скользит по стенам, и в какой-то момент он осветил потолок над нами и удивленно замер.

Кабель, толщиной с палец, покрытый рыхлой устаревшей изоляцией, был проведен по сводчатому потолку, который вследствие этого казался еще ниже. Он напоминал черных, жутких змей. По бокам на равных расстояниях были размещены толстые овальные стеклянные лампы. На расстоянии не больше десяти шагов от нашего пролома в коридор выходили еще две комнаты, между которыми было четыре-пять метров. Возле каждой комнаты был расположен старомодный выключатель, и обе они были обозначены рядом со входом табличками с надписями готическим шрифтом. Я все больше чувствовал себя вброшенным в путешествие во времени, на полвека в прошлое, про которое до сих пор я мог лишь с облегчением сказать, что меня в это время еще не было и я ничего не имею общего с событиями тех лет.

Первая комната, обозначенная как складское помещение № 7, была, по крайней мере, на первый, беглый, взгляд, который мы бросили, проходя мимо, абсолютно пустой и не больше тех камер, через которые мы попали в лабиринт. Вторая комната была, пожалуй, еще меньше по размеру и такая же пустая, как и первая, но она вызвала в моем желудке неприятное чувство, потому что, хотя мы и должны были, если руководствоваться чертежами, встретить именно такое помещение, меня испугала табличка, на которой значилось: «Испытательная лаборатория III».

Чтобы отвлечься от несимпатичных идей, что за опыты мог здесь проводить этот безумный профессор, по запутанному лабиринту которого мы блуждали, я попытался сосредоточить свое внимание на круглой попке Юдифи. Но все равно мне не стало заметно лучше. И хотя я все еще не знал, почему я вызвал у Юдифи такую внезапную антипатию и даже страх, было совершенно бесспорно, что это еще не прошло. И я не знал, удастся ли мне снова завоевать ее доверие до такой степени, чтобы она хотя бы добровольно протянула мне руку. И с каждой секундой, пока я наблюдал ее и все больше хотел просто спонтанно взять ее за руку, меня тем более огорчало ее неоправданное недоверие, чем явственнее я ощущал все усиливающуюся потребность в телесной близости и безопасности, как испуганный ребенок.