— Через сорок минут.

Я отправился к Марине. Она сидела в одиночестве, глядя в окно.

— Мы выходим, — сказал я. — Через сорок минут.

— А что случилось, Женя?

Как объяснить ей, что случилось? Как рассказать все после того, что она пережила? Я не знал. И потому осторожно сказал:

— Так надо, Марина. Конечно, можно уехать, никому ничего не сказав, но я так не могу. Ты права, мы расплачиваемся за собственные ошибки. Я не хочу, чтобы за мои ошибки платили Кожемякин, Загорский, Демин — они пусть отвечают за свое, а я за свое отвечу сам.

Марина вряд ли поняла меня, но кивнула, подтверждая, что признает правоту сказанного мной.

Мы долго ехали молча. Наконец я решился спросить:

— Саша сильно ненавидел Самсонова?

— Да, — ответила Марина. — Он не мог спокойно смотреть вашу программу. Ведь он думал, что все дело в Самсонове.

Поезд замедлил ход.

— Пора! — сказал я.

За окном потянулись одноэтажные домики Подмосковья.

— Мы надолго возвращаемся? — спросила у меня Марина.

— Не знаю, — честно признался я. — Но мы будем вместе.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Она прижалась ко мне — одинокая и беззащитная.

— Наша глухота дорого обходится, — пробормотал я.

— Что ты сказал? — не поняла Марина.