— Мы не можем быть кузенами, Гордон, — сказал он. — Если Свонни была дочерью моей бабушки, она, конечно же, была моей тетей. Но тогда она не может быть одновременно тетей Энн. Выходит, мы просто поменялись тетями.

Чуткий Гордон заметил тревогу Пола, поэтому был рад его улыбке и шутке насчет родственных связей. Он, конечно, гордился своим успешным расследованием и настаивал, чтобы мы вместе просмотрели начало первого дневника. В июне Аста отмечает, что Хансине «такая толстая, и продолжает толстеть», позже, в июле, она пишет, что Хансине постоянно «держит руки на животе, который почти такой же, как мой», и дальше говорит о «мужчине, который ухаживал за ней в Копенгагене».

Что касается рождения ребенка — разве это не был самый легкий — и единственный для Асты — способ найти младенца на замену мертворожденному? Естественно, Аста, только родив, не могла выйти из дома, чтобы раздобыть где-то нежеланного ребенка. Хансине же была рядом, под одной крышей. И если Хансине стала акушеркой для Асты 28 июля 1905 года, Аста, в свою очередь, могла помочь ей при родах через несколько дней или недель.

Итак, мы можем с этим согласиться. А подробности, скорее всего, — на пропавших страницах, которые вряд ли найдутся. После Хансине записей не осталось, она не умела писать. Но это могло быть ответом, которого Свонни добивалась двадцать пять лет. И если Аста никогда не рассказывала ей, то лишь потому, что всегда презирала Хансине и не могла смириться с тем, что ее любимая дочь — ребенок служанки и какого-то торговца или ремесленника из Копенгагена.

Такое случалось сплошь и рядом. Бабушки и дедушки часто воспитывали незаконнорожденных детей своих дочерей как собственных внуков, а бездетные хозяева забирали тайно рожденных детей своих служанок. Что-то вроде неофициального усыновления. Почему Хансине молчала? Потому что, без сомнения, была бесконечно довольна, что Свонни не отдали в приют, а воспитывают в достатке и любви, как члена обеспеченной семьи среднего класса. Ее не разлучили с ребенком, она каждый день видела девочку и, словно в сказке, лишенная звания матери, оставаясь прислугой, приговоренной к пожизненной черной работе, смотрела, как ее дочь растет как принцесса — далекая, но в то же время рядом.

Такие женщины часто появляются в сказках, потому что это было реальностью. Детей меньше любили, ими дорожили меньше, чем сейчас. Законы о защите их прав не были строгими. Так что мы с Полом приняли объяснение Гордона, или я приняла его.

Но у него имелся единственный недостаток — это не было правдой.