Приятное лицо без единой морщинки, серо-голубые глаза, маленькие руки, тонкие запястья — я как будто видела все это впервые. И только когда она замолчала, я отметила про себя, что ее манера поведения изменилась до неузнаваемости: все в ней было другим — и то, как она держалась, и выражение ее лица, и даже поза. Прежняя Лиз еще проглядывала, но маска приветливой немолодой домохозяйки слетела, как шляпа с головы.

— Я не хотела убивать ее собаку. Совсем не хотела, — продолжала она негромко. — Но я должна была избавиться от Джералдины. Если бы она серьезно отнеслась к тому письму, к телефонным звонкам, к разбитым окнам… Но она проигнорировала все предупреждения — и, значит, не оставила мне выбора. А ведь я создала для себя совершенно новую жизнь, я стала здесь своей. Если бы вы знали, как долго я искала место, где могла чувствовать себя в безопасности, — и только здесь вписалась в общество. Одна мысль о том, что все может измениться, повергает меня в ужас. Я не могу уехать отсюда… это мой дом, Анна, мой первый настоящий дом. В нем вся моя жизнь.

Она вошла в кухню и села за стол. Все вокруг теперь выглядело декорациями к спектаклю. Я поймала ее взгляд на фотографию в серебряной рамке, стоявшую рядом с вазой для фруктов. В глазах Лиз была щемящая тоска, которую ей не удалось скрыть. Две смеющиеся темноволосые девчушки с ямочками на розовых щеках…

— А ведь это не ваши дочери, верно? — сказала я. — Эти девочки не имеют к вам никакого отношения.

Не глядя на меня, она кивнула. Ее глаза все еще были устремлены на фотографию.

— Снимок прислал мне директор колонии для малолетних правонарушителей. Это его внучки. Мне всегда хотелось иметь свою семью, но слишком многое пришлось бы скрывать. Разве я сумела бы сохранить в секрете от мужа и детей, кто я на самом деле? А фантазии — все же лучше, чем ничего. Временами я и сама верила, что они мои дочери. И этого было почти достаточно… Кейти и Эллис. Я сама выбрала им имена — и неважно, как их в действительности зовут. Мне было так хорошо здесь, пока не приехала Джералдина. Я жила именно той жизнью, о которой всегда мечтала. Я бы не причинила зла никому и ничему, если бы…

Это было похоже на разговор во сне. Меня захлестнула горячая волна сочувствия, но я подавила жалость.

— А чем вам помешал Сокс? Вы уже не опасались разоблачения, однако покалечили и убили несчастное животное…

— Я не собиралась делать ни того ни другого! — простонала она. Лицо ее было абсолютно неподвижно, словно она превратилась в чревовещателя. — Я никогда не обидела бы Сокса, если бы… если бы он не повадился ходить к вам, даже когда я была дома… Мне показалось, что до меня ему больше нет никакого дела. Однажды ночью он запрыгнул ко мне на кровать, когда я как раз и думала об этом, и я… ударила его наотмашь. Не сдержалась. А вскоре увидела его вечером у блюдца с кормом. Как он смотрел на меня! Вроде я для него никто — так, человек с улицы, который обязан его кормить. Я подняла его и…