— Подожди…
— Она спросила тебя — сказала, что хочет поговорить насчет твоей статьи, которая вышла сегодня утром.
Я киваю, давая понять, что все нормально. Слышен щелчок, и Ева говорит:
— Доктор Мэннинг, на линии Лизбет.
— Привет! — начинает первая леди, всегда и во всем опережающая конкурентов.
— З-здравствуйте, доктор Мэннинг.
— Извините, дорогая, кажется, вы заняты, — заявляет первая леди, безошибочно разбирающаяся во всех нюансах и оттенках. — Послушайте, я не собираюсь отнимать у вас время, просто хотела поблагодарить за любезное упоминание о вечере пожертвований для борьбы с фиброзно-кистозной дегенерацией. Вы просто умница, и это было очень мило с вашей стороны.
Слушая эти слова, Лизбет теряет дар речи. Но для Леноры Мэннинг такое поведение — в порядке вещей. Точно так же она вела себя и в Белом доме: стоило появиться любой статье о ней, плохой или хорошей, как она звонила сама или отправляла репортеру благодарственную записку. И дело тут отнюдь не в доброте душевной. Этот трюк используют почти все президенты. Как только репортер понимает, что перед ним не абстрактная фигура, а живой человек, ему намного труднее смешать вас с грязью.
— Э-э, я очень рада, что смогла вам помочь, — говорит Лизбет, и я понимаю, что она действительно имеет это в виду.
— Спросите у нее, пришел ли сегодня в офис сам Мэннинг, — шепчу я на ухо Лизбет.
— Мадам, могу я?..
— Не буду вас больше задерживать, — произносит первая леди, отступая с таким изяществом, что Лизбет едва успевает сообразить, что возможности задать свой вопрос у нее больше не будет. Щелчок, и на другом конце линии воцаряется тишина.
Лизбет поворачивается ко мне и закрывает телефон.
— Да-а, эта своего не упустит, верно?
— Она просто радуется тому, что вы назвали ее иконой.
— Ей действительно не все равно, что?..
— Вот что я вам скажу. В такой день, как сегодня, когда по всем каналам только и разговоров, что о побеге Нико, а по телевизору крутят старые кадры об администрации Мэннинга, она скучает по Белому дому сильнее прежнего.
Лизбет осторожно ступает по выбеленным солнцем доскам крыльца и подходит к двери, на которой сидит разрисованный от руки деревянный краб, а под ним красуется табличка:
«Хозяин зол не только по понедельникам». Она отворяет сетчатую дверь и тянется к дверному звонку.