Уилсон с удовольствием фантазировал о том, как и где произойдет испытание. Разрушительную силу можно было регулировать, поэтому вариантов существовало много. Естественно, нет нужды устраивать что-то вроде падения Тунгусского метеорита; Кулпепер не заслуживал такого фейерверка. Да и не стоило мобилизовать всеобщее внимание чересчур впечатляющим актом. В идеале катастрофа в Кулпепере не должна стать полноценной трагедией с горами трупов. Ей даже положено иметь привкус неясности: что же все-таки случилось? Природа балует? Или за этим чье-то преступление? И только когда он ударит со всего плеча — с башни возле «Ленивых пчелок», только тогда, уже разваливаясь на куски, Америка удостоверится, что Кулпепер не был случайностью — то была первая, пробная атака. Но Америка допетрит до этого слишком поздно — война уже закончится ее поражением. Вот тогда Уилсон не станет играть в прятки!

И с Мэддоксом Уилсон не станет играть в прятки!.. Впрочем, это другое. Это личное.

Ежедневная физическая работа на пределе преобразила тело Уилсона. Два месяца он вертелся белкой в колесе, не брезговал помогать рабочим, ворочал тяжести — и все на свежем воздухе, при полноценном здоровом питании! Никогда он не был в такой отличной спортивной форме — ни во времена своего финансового процветания, когда он регулярно бегал и играл в баскетбол, ни даже в Алленвуде, где он, от злобы и скуки, остервенело качал мышцы.

Славно жилось в «Ленивых пчелках»! В конце дня, понежившись в джакузи, наполненной минеральной водой и хвойными экстрактами, и утром, прыгая с вышки в двадцатипятиметровый бассейн, Уилсон сознавал, что переживает на ранчо самое счастливое время в своей жизни. Глядя на мирные зеленые склоны гор, на сочно-синее небо с веселыми белыми барашками, Уилсон был почти готов воскликнуть: «Остановись, мгновенье!..» Но подсознанию не давала дремать простая фраза: «Затишье перед бурей». Окружающий мир напрасно прикидывается паинькой. Уилсон знает его звериную натуру. Мир провинился, и Уилсон готовится его наказать. Почти беззлобно. Ибо он лишь покорный и кроткий инструмент в руках прошлого. Через него осуществляется старинное прорицание.

Хоть он и носил имя человека, который придумал Танец духов, но в резервации Уилсон никогда не жил. Мэнди несколько раз брала его к озеру Пирамид, однако Уилсон только разыгрывал энтузиазм, а внутри ничего не чувствовал.

Только однажды что-то в нем всколыхнулось. Мэнди уговорила его поприсутствовать на Танце Солнца. Поначалу маленький Уилсон лишь ворчал: вставать ни свет ни заря, чтобы посмотреть, как несколько дряхлых стариков что-то там выплясывают!.. Вопреки ожиданиям древний ритуал его захватил. Было холодно и темно, и все-таки торжественность события завораживала. И невольно возникало чувство поразительного единения с окружающими индейцами: «Я тоже один из вас, я тоже!» Словом, душа рвалась и трепетала… Однако через пару недель их с Мэнди разлучили — Уилсону предстояло до совершеннолетия расти в семье многодетного белого лесничего. Только однажды он позволил себе вспомнить то высокое чувство на рассвете — на рассвете того дня и своей жизни. Он написал в школе сочинение о Танце Солнца.