Жерар знал, что это за болезнь. Он сталкивался с подобными случаями еще во время учебы, пока не выбрал специализацию психиатра. Сифилитическая язва, разъедающая полость рта и носовую перегородку. Когда она добиралась до гортани, это приводило к потере голоса, а порой — к смерти от удушья. Это был страшный конец, и Жерар мог понять человека, который пустил себе пулю в голову, чтобы прекратить страдания.

Причина того, почему Люсьен Фавр сделал щедрые пожертвования на госпиталь Сен-Луи, теперь была ясна.

Одновременно Жерар вспомнил излюбленные теории доктора Бланша, касающиеся вырождения, одной из причин которого мог стать сифилис.

— Что ж, теперь мне остается лишь предоставить вам заботу о моей матери в надежде, что вам удастся ее излечить, — наконец произнес Люсьен Фавр, поднимаясь из-за стола. — И не слишком обращайте внимание на то, что она говорит. Увы, она потеряла рассудок, что вы прекрасно знаете и без меня… Откровенно говоря, меня удивляет, что вы обращаете столь пристальное внимание на бред ваших пациентов.

В последней фразе Жерар уловил скрытую досаду, и это его удивило. Что же, Люсьен Фавр считает, что помещение в клинику для душевнобольных — это нечто вроде преждевременного погребения? То есть клиника — это такое место, где уже ничто, и тем более слово, не имеет никакой ценности? Конечно, в большинстве подобных заведений так оно и было, но под влиянием профессора Шарко положение дел начало изменяться в лучшую сторону. Бланш также намекал на то, что помещение некоторых богатых женщин в клинику слишком выгодно для их родственников — последних в этом случае ни в чем нельзя не заподозрить…

— Дело в том, что иногда это помогает выбрать нужные методы лечения, — заметил он, помолчав. — Этот интерес обязан своим появлением недавним исследованиям профессора Шарко.

Люсьен Фавр ничего не сказал и направился к двери. Жерар последовал за ним. Пока хозяин дома открывал дверь, собираясь пропустить гостя вперед, Жерар вдруг заметил портрет Нелли, висевший слева от двери, и невольно сделал шаг к нему, чтобы лучше рассмотреть.

Женщина, изображенная на портрете, выглядела лет на десять — пятнадцать моложе его нынешней пациентки. Живописец в четкой и изящной манере передал ее правильные черты и вместе с тем хрупкость, которая ощущалась в ней уже тогда. Жерар слегка наклонился, чтобы прочитать подпись художника, и в полном изумлении выпрямился: автором картины был Эдуар Мане.

Чувствуя, как подкашиваются ноги от этого неожиданного открытия, он проделал в обратном порядке тот же путь, каким пришел сюда, уже не обращая внимания ни на что вокруг.