Я тоже выпил несколько шипучих бокалов, хотя к церковным делам это не имело отношения. Я до сих пор не мог понять, почему Кабальеро даже не попытались остановить папу. Представление, устроенное Треди в Нью-Йорке, взбодрило меня больше, чем все волшебные голубые и желтые пилюли Ивановича.

Я выпил вместе с Марией, но заметил, что она отнеслась к произошедшему без энтузиазма.

— Не унывай. Могло быть и хуже. Треди же не приказал быстро провести глобальные перемены или отменить какой-нибудь ключевой момент политики церкви.

— Это правда, — сказала она. — Но то, что он сделал, возможно, даже хуже.

— Как такое может быть?

— Разве ты не видишь? Он умыл руки. Мы не можем знать, что произойдет на соборе, но в ближайшие годы все изменится. Каждый, кто захочет принизить нашу веру, попытается осуществить свои идеи. Все станут экспериментировать просто так и под звуки фанфар, потому что грядет собор. Люди будут уделять этим экспериментаторам большое внимание, и к тому времени, когда соберется собор, церковь превратится в посмешище, в цирк, объект для шуток. И за все это отвечает папа: он — главный клоун.

Я сбежал от Марии-фаталистки с закравшимся в душу предательским подозрением в том, что, возможно, она права, и отправился туда, где Тилли и раскрепощенная компания соучастников занимались трансформацией церкви в своем возбужденном алкоголем воображении. Я пересказал им то, что один из монсеньоров курии сказал мне в автобусе по пути в аэропорт: сам по себе собор, пусть и высочайшей важности мероприятие в сфере принятия церковных решений, а также мощное средство для продвижения реформ, никогда не сможет предложить панацею от всех болезней церкви. Болезни эти слишком глубоки и слишком привязаны к местности: то, что мешает католикам на одном континенте, едва ли беспокоит на другом. Кроме того, много чего может произойти за те годы, что пройдут до созыва собора, и даже когда собор соберется, какие бы перемены он ни одобрил, все будет происходить не сразу, а по нарастающей. Конечно, я представил все так, словно я сам все это придумал.

— Мы все это знаем, — возразила Тилли. — Но главное заключается в том, что именно этот папа созвал собор. Вот что характеризует нынешнего папу и его взгляды. Вот что, в конце концов, волнует нас. Папа — непредвзятый, чуткий, дальновидный. Он — тот папа, который нужен этому веку.

Она вдруг замолчала.

— Боже, какой великолепный заголовок для передовицы.

Тут я оставил их и направился в укромный уголок, стащив бутылку «Брунелло», чтобы обдумать более важные дела. В Нью-Йорке все прошло мирно, несмотря на приключения. Что это могло значить? Возможно, только то, что убийцам было удобнее действовать в Риме. Они обязательно нападут снова. Что я могу предпринять по возвращении домой, чтобы помешать очередной попытке Кабальеро осуществить покушение на меня, на Треди?