– Пожертвовали своими жизнями, – прошептала я.
– Своими сердцами, – поправил меня Ричард.
Я отвела взгляд и снова стала рассматривать окровавленную повязку на ноге. Я догадывалась, что именно мне сейчас предстоит услышать.
Не выпуская моих рук, Ричард присел на краешек койки рядом со мной.
– Когда мне было девять дней, – сказал он, – я выпил кровь сердца своей матери.
Он замолчал, давая мне возможность осмыслить то, что только что сказал. Я лишилась дара речи и лишь молча уставилась на него непонимающим взглядом.
– Мне дали ее в бутылочке с соской, – продолжал он. – Вместе с последней порцией материнского молока.
Я почувствовала, что еще немного, и меня вырвет.
– Прекрати. Я не желаю этого слышать.
– Ш-ш-ш… – Ричард провел пальцем по моей щеке.
Я судорожно сглотнула и попыталась сосредоточиться на Дыхании.
– Конечно, в то время я еще ничего не понимал. Лишь значительно позже, когда мне исполнилось шестнадцать, я узнал о… как бы это лучше сказать… о том уникальном наследии, которое мне досталось.
Глубокий вдох, выдох. Вдох, выдох. Я думала только о собственном дыхании. Я слышала слова Ричарда, но они не откладывались в моем мозгу. Лишь значительно позже я смогла до конца осознать, что именно тогда услышала.
– Ты даже не можешь себе представить, какой это был шок! Я рос со своим отцом и его женой – женщиной, которую очень любил. Я даже не догадывался о том, что она не моя родная мать. Их жуткий рассказ потряс меня. Я думал о чудовищной судьбе женщины, которая произвела меня на свет… Наверное, это был самый черный день в моей жизни.
У меня на языке вертелась избитая фраза «У меня сердце кровью обливается…» Господи, кто ее только придумал?
– В то же время этот день стал для меня началом новой жизни. Жизни человека, который осознает свою уникальную сущность. Я и до этого понимал, что я не такой, как большинство людей. Я был намного талантливее своих сверстников. Я прекрасно играл на нескольких музыкальных инструментах и знал четыре языка, два из которых выучил самостоятельно. Я был сильнее и проворнее других детей. Мне легко давалось все, за что бы я ни брался. Если я начинал заниматься каким-то видом спорта, то вскоре уже никто не мог тягаться со мной. И я никогда не болел. Ни разу за все шестнадцать лет своей жизни, не считая сломанной в двенадцать лет лодыжки. Но это была спортивная травма, и сломанная кость срослась уже через две недели.
Я наконец обрела дар речи.